Читать книгу "Додо - Сильви Гранотье"

Он умолял меня больше никогда не встречаться с этим человеком, но я не смела рассказать ему о шантаже, косвенным объектом которого был он сам. Однажды он принес мне маленький пистолет и показал, как им пользоваться, добавив: «Тебе даже не придется пускать его в ход, достаточно пригрозить. Он испугается».

Я знала, что его жену снова поместили в больницу, и меня потрясало, что среди всех своих забот он находит время возиться со мной.

Поль конечно же объявился. Очень спокойный. Заговорил о жене Хуго, которая вернулась домой. Если она увидит письмо мужа, без сомнения, попадет обратно в больницу, но что делать… Я устала, у меня больше не было сил. Спросила, чего он хочет.

«Тридцать лимонов, и я верну письмо».

«У меня нет таких денег».

«Ликвидируй кой-какие вложения. И я от тебя отстану. Хочу уехать за границу».

«Куда же?»

«В Германию».

«Почему в Германию?»

«У меня там подруга, зовет к себе».

Я быстро прикинула. Если он уедет и оставит меня в покое, то не так уж дорого это будет стоить. Я заявила, что постараюсь.

Когда я отдала ему деньги, он провел со мной «прощальную ночь», по его словам.

Он заснул, как довольный собой паша, а я не сомкнула глаз.

Утром он, насвистывая, принял душ. Я слышала, как он собирался – тщательно и шумно. Я осталась сидеть в кресле, вымотанная, в ночной рубашке, куря сигарету за сигаретой. Подаренный Хуго пистолет я держала рядом, в ящике комода.

«Ты еще не готова? – удивленно спросил Поль. – Нам же еще за покупками».

«Какими покупками?»

«Для моего отъезда. Я начинаю новую жизнь. Мне нужно приданое и чемодан, куда это приданое сложить».

«А платить должна я, так?»

«У меня нет ни гроша, ты же знаешь, сокровище мое».

«Я тебе дала тридцать миллионов…»

Салли подняла палец:

– Прости, Додо, но на теперешние деньги это сколько?

– Триста тысяч франков, ведь так, Доротея? – снисходительно уточнила Квази. – Не тридцать же миллионов новыми, само собой.

– А триста тысяч франков – это сколько? – не отставала Салли.

– Много денег, – спокойно пояснила я.

– Сколько?

– Ты хочешь сказать: что на них можно купить? Ну…

– Машину без кредита, – сказал Робер.

– Маленький домик в деревне, – сказала Квази.

– Еды на десять лет… – сказала я.

– Больше… – поправила Квази, как будто я выбрасывала деньги на ветер.

– А я могла бы на них купить Робера? – задала свой последний вопрос Салли.

Мы уставились на Робера. Он призадумался, а потом мило улыбнулся Салли и заявил, что такого бездельника, как он, она могла бы заполучить куда дешевле.

На какое-то мгновение нас накрыла ласковая волна, всех четверых.

– «А я вернул тебе письмо», – возразил Поль.

«Значит, мы квиты? Или это никогда не кончится».

«Поживем – увидим».

«Нет, ничего такого я видеть не желаю».

Я открыла ящик и приставила пистолет к своему виску.

«Я больше не могу, Поль. Я хочу умереть. И ты больше ничего не получишь. Никогда. Придется искать другую дуру».

Я услышала, как три моих компаньона затаили дыхание. Только Салли заговорила:

– О нет, Додо, не делай этого.

Квази пихнула ее локтем в бок:

– Ты же видишь, что она не умерла, дурища несчастная, иначе как бы она рассказывала свою историю?

Я затянула свой душераздирающий монолог куда дольше необходимого, но Квази и не подумала влезть с критикой, и наконец я заключила:

– И тогда он сделал худшее из всего, что делал в жизни. В тот самый момент, когда я готова была умереть, когда объявила ему о своем самоубийстве и о том, что собираюсь совершить на его глазах, он и с места не двинулся, чтобы помешать мне, наоборот – повернулся спиной и бросил презрительно:

«Ты на это не способна, Доротея. Ты уже столько раз грозилась. Ненавижу шантаж».

«Я не шучу…»

Мой голос дрожал, как и моя рука, как и мое сердце.

И снова этот смех во все горло, который причинил мне столько боли.

И тогда я направила оружие в другую сторону, я наставила его в спину Полю и выстрелила, я разрядила его в Поля. Кровь брызнула струей, он упал и остался лежать слишком неподвижно для живого.

Я убила Поля.

9

Эффект на свою аудиторию я произвела колоссальный. Описать невозможно. Они смотрели на меня, как на героиню, а ведь я была всего лишь убийцей. Я забрала чью-то жизнь, а значит, как бы проявила божественную власть.

Я задала себе вопрос, который относился скорее к области морали: Поль был дерьмовой сволочью, но я-то, я приговорила его к смерти. Это хороший повод для мести. Для мести за него.

Двадцать лет спустя?

И кто? В любом случае не привидение. Кто-то, кто никогда меня не видел и убивает просто наудачу? В моих ушах еще звучал голос Поля. Я его себе вообразила? После того, как давным-давно с корнем вырвала его из своей памяти? И эта фотография Хуго, как чудовищное совпадение, словно жизнь была прямой линией, оборвать которую могла только смерть. Значит, я еще недостаточно заплатила. Я никогда не расквитаюсь со своим прошлым.

Без зазрения совести воспользовавшись безграничной властью рассказчика, я объявила, что продолжение последует завтра, а сейчас устроим передышку и поспим хоть несколько часов.

В их вытаращенных глазах читалось неудовлетворенное желание разобрать по косточкам последний эпизод сериала, но у меня еще были дела.

Мой маленький мирок наконец заснул, а я устроилась в сторонке с кипой газет и Роберовым фонариком, чтобы просмотреть прессу.

Я уже сто лет не обращала внимания даже на обложки «Пари Матч», выставленные за стеклом киосков. На улице у нас в ходу другие новости, и передаются они устным путем, не оставляя следов.

Жизнь обитателей домов, отраженная в журналах, с их событиями, скандалами, трагедиями и разоблачениями, не более материальна, чем облако, чьи очертания расплываются, исчезая в пустоте.

Вначале мне было трудно. Я давно не заглядывала в газеты, и некоторые заголовки разбирала с трудом, словно продираясь сквозь иностранную речь.