Читать книгу "Нефритовый Глаз - Дайан Вэйлян"

Мэй помнила, как в детстве приходила с матерью в западную часть Люличана, где продавались старинные книги, каллиграфические тексты и традиционные китайские рисунки чернилами. Они покупали чернильный камень и притирки, чтобы с их помощью переносить мамины рисунки на свитки. В одно из таких посещений Лин Бай купила себе печать со своим автографом, заказав ее у гравера в Жунбаочжай — Мастерской Непреходящих Ценностей. Однако в последние годы мать и дочь здесь больше не появлялись — теперь на Люличане паслись в основном иностранные туристы да доморощенные нувориши.

Рынок антиквариата располагался на восточной половине улицы. В восьмидесятых годах прошлого столетия его перестроили в стиле девятнадцатого века: двухэтажные особняки, серые крыши с загнутыми вверх концами, окна с бордовыми рамами. Мэй сразу исключила государственные магазины и мелких лоточников, арендующих место на рынке. Только богатые частные лавки могли заниматься перепродажей таких дорогостоящих изделий, как ритуальная чаша эпохи династии Хань.

Одна из таких лавок располагалась на восточной стороне улицы. В просторной передней комнате стояли стеклянные шкафы с чернильными камнями, резными поделками из нефрита и кораллов. Профессиональное чутье подсказало Мэй, что именно такое место привлекло бы сбытчика ханьской чаши. Но, пройдя в соседнее помещение, она с разочарованием обнаружила, что в нем выставлены на продажу одни лишь китайские чернильные рисунки.

Большой плакат на стене извещал, что здесь можно приобрести работы квалифицированного мастера «второй национальной ступени», состоящего членом Китайской академии художеств. Почти все пространство в комнате занимали два больших деревянных стола с наваленными на них рулонами бумаги, кистями, флаконами с красками и чернилами. На длинной скамье сидел мужчина, одетый в тщательно подогнанный по фигуре маоистский китель и очень похожий на художника с плаката.

На вопрос Мэй мужчина подтвердил, что действительно является тем самым художником, и предложил нарисовать ей что-нибудь на заказ.

— Не хотите вот такую птицу-феникс? — Он показал на один из рисунков, висящих на стене. — А может, красные цветы сливы на снегу?

Мэй отказалась, поблагодарила художника и вышла, чувствуя себя виноватой из-за того, что ничего у него не купила. Художник напомнил ей мать, которая тоже рисовала традиционные китайские рисунки чернилами. Мама не слишком высоко ценила собственные произведения, но Мэй они очень нравились. Вся ее квартира была увешана мамиными рисунками.

Мэй пересекла улицу и вошла в антикварную лавку на первом этаже великолепного особняка. Чего здесь только не было — от шкафчиков для лекарств, деревянных подголовников, сундуков для приданого и бронзовых статуэток Будды до трубок для курения опиума, каменных скрижалей и поделок из нефрита. В расположении товаров чувствовался определенный порядок: крупные стояли у стены, а те, что поменьше, находились под рукой у продавца. В помещении не было окон, поэтому горело несколько китайских ламп, отбрасывая тени от шелковых абажуров.

— Приветствую, госпожа, хотите купить что-нибудь в подарок? — услышала Мэй за спиной чей-то заученно-деловой голос.

Она обернулась и увидела перед собой улыбающиеся мальчишечьи глаза.

— Выбирайте, что душе угодно, для вас назначу лучшую цену! — продолжал бойкий подросток, подходя ближе.

— С кем можно переговорить? — спросила Мэй. — Есть кто-нибудь постарше тебя?

Мальчишка скорчил недовольную мину, хотя улыбка в глазах не исчезла, и завопил что есть мочи:

— Дядя, с вами хотят поговорить!

От скрытой во мраке задней стены отделилась тень, приобретая человеческие очертания. Свет абажура выхватил лицо — плоский нос, раскосые глазки, кожа, пятнистая от старости и покрытая, словно мелкой рябью, тонюсенькими морщинками. В целом ничем не примечательное лицо, каких тысячи. Старик был облачен в куртку тан и широкие брюки черного цвета, так что создавалась иллюзия, будто он умеет растворяться в темноте. Поглядывая сквозь щелочки глаз, старик передвигался бесшумно, как ночь.

— Тут вот сестренка хочет с вами поговорить! — снова заорал мальчишка.

Старик приблизился почти вплотную и оказался чуть ниже ее ростом.

— Извините за беспокойство, — начала Мэй, вынимая газетную вырезку с фотографией ритуальной чаши. — Вам не доводилось видеть эту вещь?

— Громче надо, он плохо слышит, — сказал мальчишка и прокричал старику: — Сестренка спрашивает, не попадалась ли вам эта чаша!

Тот подслеповато уставился на фото, поднеся его к самым глазам, и разглядывал так долго и упорно, словно пытался прочитать какую-то неразборчивую надпись на незнакомом языке.

— Вы из полиции? — наконец произнес он характерным говорком коренного пекинца.

— Нет, я коллекционирую старинные вещи! — прокричала в ответ Мэй.

Старик принялся рассматривать ее лицо точно так же, как только что изучал фотографию. Мэй не отводила взгляда, стараясь разгадать ход его мыслей, но безуспешно. Она решила, что старик по натуре своей заторможенный, привык все делать неспешно, а потому кажется себе на уме.

Тот вернул газетную вырезку и сказал, закатывая глазки:

— Извините, эта вещь мне незнакома.

Потом повернулся спиной к Мэй и опять растворился во мраке.

Прикусив губу, Мэй с минуту наблюдала, как старик в темноте переставляет что-то на полках, и мальчик-продавец проводил ее к выходу.

Примерно то же самое повторилось и в других магазинах. Мэй не узнала ничего нового.

Потеряв терпение, она решила пообедать и зашагала на восток к Передним воротам. В этом районе Пекина располагаются сотни ресторанов и ресторанчиков, от самого дорогого под названием «Настоящая утка по-пекински», до харчевен с домашней кухней.

По обеим сторонам узких хутунов тянутся торговые ряды. Товары висят, привязанные веревками к низким крышам лавчонок, точно государственные флаги на флагштоках ООН. На этот рынок приезжают за покупками люди разного происхождения и достатка. Старушки с бамбуковыми корзинами, обычно парами, ищут хозяйственную мелочь вроде батареек, моющей жидкости и кухонных ножей. Они вертят в руках ножи, разглядывая их со всех сторон, и проводят лезвием по ладони, проверяя на остроту.

— Тупой, — говорят они продавцу.

— Вы, наверно, шутите! Этот производитель поставляет мечи шаолиньским монахам! — отвечает молодой продавец, берет нож, достает бамбуковую палку и одним движением отсекает от нее щепу.

Работяги из провинций стайками бродят по рынку в серых маоцзэдунках,[3]возбужденно переговариваясь на своих местных наречиях и пуская сигаретный дым. Здесь же можно встретить транзитных пассажиров с близлежащего Пекинского железнодорожного вокзала, убивающих время в ожидании пересадки на другой поезд. Надрывно кричат лоточники с едой и снующие сквозь толпу велосипедисты: