Читать книгу "Не возжелай мне зла - Джулия Корбин"

— Но я же не умер.

— Я просто хочу, чтобы ты понял, как это важно.

— Да понял я, мам. И хватит уже. Дерьмо это все.

— Пожалуйста, не выражайся. — Я стою перед ним, заслонив телевизор, уперев руки в бока. — И это еще не все. Посмотри, к чему это привело! Тебя и твоих друзей на неделю исключили из школы. Вы не съездили на экскурсию, и родители потеряли деньги.

— Да верну я тебе эти деньги.

— Интересно как? — Голос мой дрожит. — У тебя счет в банке?

— Пойду работать. — Он сдвигается в сторону, чтобы видеть экран. — Тут отличный эпизод, не мешай. «Страх порождает злость. Злость порождает ненависть. Ненависть порождает боль», — повторяет он, подражая голосу Йоды.

Я громко вздыхаю, считаю до десяти. Продолжать в том же духе нет никакого смысла. Я слишком устала, и сейчас до него не достучаться. Кончится тем, что не выдержу, раскричусь и лягу в постель с чувством, что мать из меня никудышная. Остается только закатать рукава и собрать его посуду.

— Тебе не приходило в голову, что добавку можно положить в ту же тарелку?

Он смущенно смотрит на стопку тарелок в моих руках с таким видом, будто они сами собой размножились у него на глазах.

— Неужели я съел четыре порции?

— Похоже на то, — отвечаю я и иду на кухню.

— Да, кстати, звонил дядя Деклан! — кричит он мне в спину. — Говорил что-то про бабушку и про операцию, просил перезвонить.

Деклан — мой старший брат, у него своя ферма в Ирландии, там же, неподалеку, живет и наша мать. У меня с ней отношения не сказать чтобы простые, и я боюсь этого телефонного звонка. Она уже несколько месяцев стоит в очереди на операцию бедра, и, судя по всему, назначили дату. Деклан работает с утра до вечера без выходных, а жена его недавно родила пятого ребенка. Ухаживать за матерью после операции они не смогут, а двое других наших братьев живут в Америке. Так что пришла моя очередь. Переодеваюсь в домашнее и сажусь на кровать с бокалом вина в одной руке и телефонной трубкой в другой. Звоню брату, мы обмениваемся приветствиями, он сообщает дату операции и примерное время, когда мама должна вернуться домой.

— Не хочется тебя просить, Скарлетт, — называет он меня первым именем, — но сама понимаешь, Эйслинг только что родила и все такое…

— Ты и так столько помогал маме. Теперь мой черед.

— Если считаешь, что тебе будет тяжко жить с ней в одном доме, можешь остановиться у нас.

— Ловлю тебя на слове. — Я не выдерживаю и вздыхаю, представляя, как мы с ней будем ссориться и подолгу не разговаривать. — Давай смотреть правде в глаза: она сама не захочет, чтобы я жила с ней. И если мы поймем, что по ночам она вполне сможет обойтись одна, я остановлюсь у тебя. Расскажи лучше, как твоя крошка?

— Настоящая красавица. — Голос на том конце теплеет, я чувствую, что он улыбается. — Братья и сестры обожают ее.

Дальше он говорит о детях, я слушаю и тоже улыбаюсь. Какая у них все-таки дружная семья, мне уже не терпится снова встретиться с ними и увидеть новорожденную племянницу. Еще немного беседуем о Робби, я сообщаю, что в полиции пока не знают, кто мог это сделать, и Деклан предполагает, что, раз прошло уже целых две недели и ничего подобного не повторилось, очень даже вероятно, все было случайно.

— Завтра получаешь награду? — спрашивает он.

— Еще не известно. Может, и не меня выберут. Я не очень-то надеюсь, но речь на всякий случай надо подготовить.

— Как можно короче?

— Конечно! Мне-то что, я как-нибудь переживу, а вот Лорен так за меня волнуется, что даже забыла про инцидент с Робби.

— Все будет хорошо, сестренка. Кто заслужил эту награду, если не ты?

Мы болтаем еще минут двадцать, потом я спускаюсь вниз приготовить чай. Робби уже надел штаны, к нему зашли Саймон, Эш и Эмили, друзья, которые были в больнице. Они из другой школы, поэтому их не наказали. Лорен тоже тут, они с Эмили плетут «браслеты дружбы». Хорошие ребятишки. У меня не хватает духу выставить их. Готовлю на всех печеную картошку и салат, и вечер проходит как нельзя лучше. Где-то на периферии сознания слышится голос Фила, мол, совсем ты их распустила, с ними надо строже, держать в ежовых рукавицах. Стараюсь не слушать, пусть говорит что хочет, а я буду делать по-своему.

На следующий день на работе первые пятнадцать минут занимаюсь письмами. В больнице у меня двое пациентов, и мне приятно узнать, что на этой неделе их выписывают. Терапевтами у нас работают семеро, в том числе Лейла. Наши с ней кабинеты рядом, она заскакивает поболтать, но мы не успеваем сказать и слова, как ее вызывают в приемный покой. Договариваемся поболтать за ланчем. Поворачиваюсь к компьютеру и начинаю утренний прием. У нас есть селектор связи, но я люблю сама выходить к пациентам и вызывать их в кабинет. В приемной уже полно народу, большая часть пожилые или детишки не старше пяти.

— Агнес Аберкромби!

Вижу перед собой старушек, они сестры, сидят прислонившись друг к другу, как два сдувшихся шарика. Уже начало июня, но в Эдинбурге сильный ветер, и они одеты соответственно. На головах меховые шапки; твидовые пальто, изрядно поблекшие от времени, застегнуты на все пуговицы. Агнес на три года старше сестры, она здесь частая гостья и моя любимица. Сестра ее, сама в чем только дух держится, пытается помочь ей встать, но ноги Агнес не слушаются, и она снова падает на стул. Иду к ней, какой-то мужчина справа заходится в отчаянном кашле, за ним начинают кашлять еще несколько пациентов. Слева кто-то непрерывно чихает.

— Продувают инструменты, — говорит Агнес, глядя на меня снизу вверх и выгнув шею под каким-то немыслимым углом.

Протягиваю руку, она хватается за нее. Пальцы заскорузлые и кривые, холодные и сухие, как пергамент. У нее артрит, она еле ходит, хромает на обе ноги, но все хорохорится, чувство юмора и интерес к жизни все еще при ней. Помогаю ей принять вертикальное положение, и, креп ко вцепившись мне в руку, она ковыляет рядом.

— Вперед, на прорыв! — с таким жизнерадостным возгласом она входит в кабинет, и мы начинаем беседу.

Выясняется, что обезболивающее, которое я ей прописала, уже почти не действует, и я поднимаю дозу до максимума.

— Только ни в коем случае не принимайте с алкоголем.

— Что вы, что вы, доктор. Впрочем, внучок привез мне из Блэк-Айла бутылочку настоящего шотландского виски. Темное такое, крепкое. Удивительная вещь! Принимаю только по пятницам, по рюмочке, чтобы подольше хватило. Думаю растянуть до Рождества.

— Вашей умеренности можно позавидовать, — отзываюсь я, помогая ей вернуться в приемную. — Если бы все мои пациенты брали с вас пример.

Провожаю пожилых дам до двери, вызываю следующего, шестнадцатилетнюю Тесс Уильямсон. Она совсем маленькая, кругленькая, волосы в беспорядке, глаза усталые.

— Ну, Тесс, чем могу помочь?