Читать книгу "Дитя Ковчега - Лиз Дженсен"

– Отец.

– Да, сын.

– А кто создал Бога?

Что ж. Это тоже дурацкий вопрос? Каково Его происхождение?

Впрочем, у отца имелся ответ:

– Господь сам себя создал, – наконец ответил он. – Как люди, которые сами себя создают. Только Бог.

– Я понял, отец, – кивнул я. Но солгал, потому что не понял, и это осталось для меня загадкой.

После таво, как я зделала для Нево ШПАГАТЫ, – писала женщина, – Капкан хлопает в ладошы и завет к Нему за стол пить ВИНО.

Он был висьма симпатишный. Бальшые УССЫ, ващоные на канцах, и Он их все КРУТЕТ и КРУТЕТ. И штота в Нем ещо. Я толко патом наняла.

Ты мне нравищся, Он гаварит. В тебе есьть природная ГРАЦЫЯ, жывотная ГРАЦЫЯ.

Што есьть? спрашываю я.

Када ты не гавариш, прадалжает Он. Паэтаму я па большэй часьти держала рот на замке после этаво. У Нево свае дела, гаварит Он, но какое не гаварит.

Он визет меня в дом. На ЭТА я не вазражаю, патамушта сама снимаю комнаты у этай СУКИ мисис Пирсоне. Домбольшой и старый, но багатый, сомнений нет. Агромная ПИАНИНА в гастинай, большие стулья, большие КОРТИНЫ на стенах. Кортина с Ним, Капканном, Он стоит наверху КАЛОНЫ НЭЛЬСАНА на ТРАФАЛЬГАРСКАЯ ПЛОЩАДИ. Он гаварит, эта Он, на самом деле, ПРАВДА мущина слишкам маленький, не разглядеть, и Он ПЛЕЕЦА на толпу в низу. Так Он гаварит, но эта тожэ слишкам маленькое.

Мне все НЕАБЫЧЯЙНА понравилась, гаварит Он. Эта был ПРЕВАСХОДНЫЙ вечер. Видиш эту ПИАНИНУ, говорит Он. Яхачу, чтобы ты встала наверх ее и СТАНЦАВАЛА для меня.

Затем Он играет на ПИАНИНЕ, а я танцую, а после у Нево в глазах слезы, МАГУ ПАКЛЯСЦА. Эта первая ноч с Капканом была харошая ноч, но харошым все не осталось.

К МАЕМУ НЕЩАСТЬЮ.

Моей следуйщей ашыбкай была переехать к Нему как служанка, но жить с Ним как жэна, и таким образам узнать все о РАПСТВЕ.

Глава 6

И головы полетят

Пока Тобиас Фелпс проживает свое одинокое детство в Тандер-Спите, давайте катапультируемся обратно во времени и понаблюдаем параллельное детство: мисс Фиалки Скрэби. Нормальный период беременности у Homo sapiens – девять месяцев, и сейчас на дворе ноябрь 1845-го – сорок недель спустя после того самого дня, когда мы подглядывали за сценой брачного единения, исполненной доктором Айвенго и миссис Скрэби за ситцевыми занавесками Мадагаскар-стрит, Бельгравия.

Пора для криков!

– ААААА!

Это Опиумная Императрица на ранней стадии родов.

И ругательств!

– Тысяча чертей и святые угодники!

Это доктор Айвенго Скрэби отзывается по поводу неуместного выбора времени со стороны жены; он сражается с неловко перекосившимся яком, который отказывается соответствовать структурным требованиям каркаса. Скрэби не желает уходить из мастерской и околачиваться под дверью спальни; он останется здесь, решает он, и докрутит каркас, и по традиции выкурит сигару. Черт бы побрал все это, думает он, рассматривая яка. У него и так штук семь детей, если память не изменяет. И вроде бы все уже более-менее взрослые? Кажется, так. Многие, конечно же, уехали за границу, или вступили в брак, или и то и другое. И тут – как раз, когда Коллекция Царства Животных Королевы обременила его работой (восемьдесят одно чучело закончено; осталось тысяч пятнадцать), – еще одно проклятое дитя!

Крики становятся громче. Скрэби слышит, как повитуха снова посылает за водой. И как Кабийо орет merde. Скрэби выпускает клуб дыма.

– ААААА!

Снова Опиумная Императрица. В отличие от других животных, производящих потомство молча, Homo sapiens свойственно кричать в агонии. Из-за ошибки проектирования со стороны Бога. Он возжелал дать человеку большой мозг, но забыл наделить женщину соразмерным тазом.

– Merde alors![37]

Это Жак-Ив Кабийо.

Симбиоз – такой тип взаимоотношений в природе, при котором два животных, весьма разных по сути и отличительным признакам, приходят к соглашению о взаимопомощи. Именно такого состояния два человеческих существа, Жак-Ив Кабийо и доктор Айвенго Скрэби, быстро достигли на Мадагаскар-стрит. В основе этого обмена – использование останков других, не принадлежащих к человеческому роду животных, – по большей части, млекопитающих, но также птиц, рептилий и рыб, – и девиз, излюбленный в самой природе: в хозяйстве все сгодится. Таким образом, пока доктор Скрэби пыхает сигарой и подгоняет своего кривобокого яка в мастерской таксидермиста наверху, мсье Кабийо в полуподвальной кухне тушит сытное ячье мясо, которое в данный момент вынужден оставить на задней конфорке, дабы согреть море воды для повитухи, облегчающей миссис Скрэби родовые схватки.

Merde encore![38]

Он наполняет очередной чайник. Впрочем, стоит упомянуть, что, не считая сегодняшних неудобств, Кабийо доволен – даже более чем доволен – своей долей. Его чутье – в день, когда Скрэби зашел в вольер слонихи Моны, – не подвело, и теперь, когда исходные территориальные споры с миссис Джиггере разрешились (обычное явление, когда одно животное, стоящее ниже в иерархии, вытесняет другое, претендующее на положение повыше), Кабийо узурпировал место доминантного самца в кухне Мадагаскар-стрит и чистой силой кулинарного таланта произвел революцию в питании Скрэби.

Изо всех сил стараясь не замечать воплей роженицы, которые все равно, пусть и слабо, долетают из спальни двумя этажами выше, Кабийо ставит чайник на плиту и протыкает томящееся мясо.

Mais oui, размышляет Кабийо, весь мир у его ног, quand тете![39]Он приехал в дом на Мадагаскар-стрит, вооруженный мертвым кенгуру-валлаби из зоопарка, и в тот же вечер подал доктору и миссис Скрэби первое в их жизни достойно приготовленное блюдо. Достойно? Жак-Ив осмелился бы заявить, что яство оказалось бесподобно. Мясо было не подгоревшим, не холодным и не жестким – три характерные особенности, определявшие качество стряпни миссис Джиггере. Кабийо провозгласили гением (факт, который он и так знал), и миссис Джиггере понизили до должности экономки. Ибо разве, отведав wallaby aux dix-neuf oranges,[40]Скрэби могли пойти на понятную?

– Mais bien sur que non,[41]– шепчет Кабийо, зачерпывая половник мясной подливки и вдыхая аромат, который неплохо описали бы (хотя, конечно, не ему говорить) прилагательные majestueux и formidable.