Читать книгу "Белая дорога - Джон Коннолли"

У дома нас ждал автомобиль. Через деревья я сразу узнал «линкольн» Ирвинга Блайта. Когда мы подъехали, он вышел навстречу; из открытой дверцы «линкольна» медом полилась в недвижный вечерний воздух классика на волне NPR. Рэйчел, коротко поздоровавшись, направилась в дом, где в спальне вскоре зажглись окна и опустились жалюзи. Ирвинг Блайт выбрал прямо-таки идеальный момент, чтобы вклиниться между мной и моей интимной жизнью.

— Чем могу посодействовать, мистер Блайт? — спросил я.

По тону он мог понять, что содействие его особе стоит в самом низу списка моих приоритетов.

Блайт стоял, сунув руки в карманы брюк, натянутых гораздо выше того, что осталось от солидного брюшка. От этого ноги у него казались излишне длинными по сравнению с туловищем. Рубашка с короткими рукавами была глубоко заправлена за эластичный пояс. С той поры как я согласился ознакомиться с обстоятельствами исчезновения дочери Ирвинга Блайта, мы с ним почти не общались. В основном я имел дело с его женой. Я проштудировал соответствующие полицейские протоколы, переговорил с теми, кто видел Кэсси перед исчезновением, воссоздал ее перемещения в те последние дни — но слишком уж много времени минуло для тех, кто ее помнил, так что ничего нового свидетели сообщить не могли. В некоторых случаях они вообще с трудом что-либо припоминали. В общем, полезных сведений я не добыл и от предложенной ежемесячной оплаты, равной той, которую так долго тянул из них Сандквист, отказался. Я прямо сказал Блайтам, что беру деньги лишь за потраченное время, не более того. Что касается Ирвинга Блайта, то он хоть и не проявлял открытой враждебности, но все равно оставлял ощущение, что терпит меня через силу и лучше бы я в расследование не лез. Как повлияли на наши отношения вчерашние события, я не знал. Вопрос о них, как оказалось, поднял сам Блайт.

— Вчера у нас дома… — начал он и осекся.

Я ждал.

— Жена считает, что я должен перед вами извиниться, — багровея лицом, выдавил он.

— А как считаете вы?

Ему оставалось лишь отчаянное прямодушие.

— Я… Мне хотелось верить Сандквисту и человеку, которого он привел. Я негодовал из-за того, что вы отняли надежду, которую они нам принесли.

— Это была ложная надежда, мистер Блайт.

— Но до этого, мистер Паркер, надежды у нас не было вообще.

Он вынул из карманов руки и нервно заскреб ладони, словно выискивая там источник своей боли, который можно выдернуть как занозу. Я заметил незажившие болячки, а также подобие шрамов на макушке, которую он в безысходном отчаянии терзал ногтями.

Пора была разрядить обстановку.

— У меня ощущение, что я вам не очень нравлюсь.

Правая пятерня у него, перестав скрести, распялилась, словно он рассчитывал выхватить свои чувства ко мне из воздуха и предъявить их на морщинистой, бугристой ладони, вместо того чтобы втискивать их в слова.

— Дело не в этом, — сказал он. — Я уверен, что в своем деле вы специалист. Но есть и другое, о чем я знаю из тех же газет. Я знаю, что вы справляетесь с трудными делами, выясняете судьбу людей, которых нет уже годами; еще дольше, чем моей Кэсси. Беда, мистер Паркер, в том, что те люди, когда вы их находите, обычно уже мертвы. — Последние слова вырвались у него будто по инерции, дрожащей скороговоркой. — Я же хочу, чтобы моя дочь вернулась живой.

— То есть, нанимая меня, вы как будто смиряетесь с тем, что она ушла навсегда?

— Что-то вроде этого.

Слова Ирвинга Блайта словно вскрыли мои раны, которые, как и его болячки, зажили лишь частично. Да, были люди, которых мне спасти не удалось, — это действительно так; были и другие, ушедшие еще раньше, задолго до того, как я приблизился к постижению их страшных судеб. Но со своим прошлым я примирился; помогло осознание того, что я, хоть и не сумел помочь отдельным людям, не спас даже собственную жену с ребенком, в конечном итоге все-таки не несу ответственности за случившееся с ними. Сьюзен и Дженнифер погубил не простой убийца, и если бы я даже сидел с ними неотлучно и неусыпно девяносто девять дней, он бы явился в сотый и, дождавшись, когда я ненадолго отвернусь, расправился бы с ними именно в тот момент. И вот теперь я смежил два мира — живых и мертвых, — в тот и в другой привнеся некую толику умиротворения. Это все, что я мог сделать как воздаяние. Но Ирвингу Блайту не судить моих неудач; во всяком случае пока.

Я открыл перед ним дверцу его машины.

— Уже смеркается, мистер Блайт. Простите, что не могу заверить вас в том, чего вы хотите. Скажу лишь одно: я буду и дальше задавать вопросы. Буду пытаться.

Он отрешенно кивнул и оглянулся на болото, но в машину не уселся. По водной глади разливался свет луны, и при виде задумчиво сияющих каналов в нем словно запустился процесс некоего конечного самоанализа.

— Я знаю, что она мертва, мистер Паркер, — произнес он тихо. — Знаю, что живой к нам не возвратится. Все, чего я хочу, это чтобы она упокоилась в каком-нибудь тихом месте, где ей будет хорошо. Я не верю в завершенность. Не верю, что для нас это когда-нибудь закончится. Я просто хочу ее похоронить, чтобы мы с женой могли приходить и класть ей в ноги цветы. Вы понимаете?

Я его чуть было не обнял, но Ирвинг Блайт был не из тех мужчин, с кем подобные жесты допустимы. Вместо этого я ответил со всей проникновенностью, на какую только был способен:

— Я понимаю, мистер Блайт. Ведите машину осторожно. Я буду на связи.

Он сел в машину и тронулся — и не оглядывался, пока не доехал до шоссе. Лишь тогда я различил в заднем зеркальце его глаза. В них была ненависть за слова, которые я каким-то образом вынудил его произнести; за признание, вытянутое из глубины его души.

К Рэйчел я вернулся не сразу, а какое-то время сидел на крыльце, глядя на редкие огоньки одиноких машин, пока лютующие комары не вынудили убраться. К этой поре Рэйчел уже уснула, и тем не менее она улыбнулась, когда я забрался к ней под бочок.

Вернее, к ним обоим.

Той ночью к дому Эллиота Нортона на окраине Грейс-Фоллз подъехал автомобиль. Эллиот услышал, как открывается дверца и по траве его дворика кто-то бежит. Он уже тянулся к пистолету на тумбочке, когда окно его спальни брызнуло градом осколков и комната заполнилась пламенем. Бензин вспыхнул у него на руках, на груди; занялись огнем волосы. Эллиот кое-как спустился по лестнице, через переднюю дверь выбежал на газон и покатился по влажной траве, сбивая пламя.

Под безучастной луной он лежал на спине и смотрел, как горит его дом.

И как раз в том часу, когда далеко на юге пожар уничтожал дом Эллиота Нортона, меня разбудили холостые обороты автомобиля на старой окружной дороге. Рядом со мной спала Рэйчел, и при вдохах у нее что-то тихонько, уютно потикивало. Как маленький метроном. Я осторожно выскользнул из-под одеяла и подошел к окну.

В лунном свете на мосту через топь стоял раритетный «кадиллак купе де виль». Даже издали на его черной поверхности различались вмятины и царапины; сорванный передний бампер выгнулся уродливой рукой, а по лобовому стеклу с угла шла густая паутина трещин. Мотор работал, но не было заметно дыма из выхлопной трубы, и хотя луна в ту ночь светила ярко, внутренность салона сквозь тонировку стекол не проглядывала.