Читать книгу "Копенгагенский разгром - Лев Портной"

Я подошел к окну и уставился на улицу, опершись о подоконник. Солнце село, на улице горели фонари. Но я ничего не видел перед собою. Я воображал, какими будут похороны Артемия. Перед мысленным взором стоял гроб, а в гробу лежал лейтенант Артемий Савельевич Феклистов в мундире, у которого не хватало нашивки.

Вдруг я увидел в отражении, как белый продолговатый предмет взметнулся вверх у меня за спиной. Я быстро обернулся, но тяжелый удар обрушился на мою голову, и я потонул в кромешной темноте.

Глава 6

Очнувшись, я увидел скорбные лица на гобеленах. Потомственные рыбаки смотрели так, словно сельдь была их проклятием, а не средством к существованию.

Я лежал на узкой кровати, так близко приставленной к окну, что рисковал разбить голову о подоконник, если б неосторожно вскочил. Однако подниматься я не спешил, хотел обдумать случившееся.

Скосив глаза вбок, я увидел синее платье и нежные кисти, лежащие на коленях. Уж не Бекки ли, подумал я?

В голове проносились смутные образы, обрывки каких-то разговоров, — в единую картину они не складывались, но оставляли чувство длительного беспомощного состояния. И я решил, что нет смысла таиться. Не для того же уложили меня в постель и оставили под присмотром сиделки, чтобы еще раз ударить по голове, как только приду в себя.

Я приподнял голову, но лицо девушки осталось скрыто за медным кувшином, стоявшим на столике подле кровати.

— А где фарфоровый кувшин? — еле слышно спросил я.

— Мосье граф, вам лучше? — обрадовалась сиделка.

Ее голос будил неясные воспоминания. Она наклонилась надо мною, белокурый локон коснулся моей щеки.

— Николь, — прошептал я.

— Мосье граф, вам лучше? — еще раз спросила она. — Я пошлю за врачом. Доктор Руиз велел позвать его, как только вы придете в себя!

— Обожди! Обожди! — Я схватил ее за руку, приподнялся и все-таки ударился о подоконник.

— Дева Мария! — вскрикнула Николь. — Лежите, прошу вас, лежите.

Стукнулся я несильно, но подоконник пробудил мои чувства: оказалось, и без него меня мучила тупая головная боль. Но ладошку Николь я не выпустил. Впрочем, теперь она и сама не пыталась высвободиться, решив, что нельзя оставлять меня без присмотра даже ради того, чтобы вызвать доктора.

— Так где же фарфоровый кувшин? — повторил я, оглядев помещение.

— Вы разбили его, — ответила девушка.

— Разбил, — хмыкнул я, припомнив, как отражение кувшина взметнулось вверх над моей головой. — Ну, можно и так сказать…

— Вам уже лучше. Я вижу, вам значительно лучше, — улыбнулась девушка.

— Это я понял. — Губы слушались плохо, но я выдал кривую ухмылку. — Но что здесь произошло? Где мадемуазель де Понсе? А капитан Годен? Где он? Где сэр Оливер Годен?

— Я не знаю, — пожала плечами Николь. — Где капитан Годен, не знаю. А госпожа виконтесса села на корабль и уплыла в Санкт-Петербург. Вам было плохо, и вас оставили здесь. И нас оставили присматривать за вами.

— Вас? — спросил я.

— Меня и Жана, — кивнула Николь.

— Мосье Каню! — обрадовался я. — Но где он? Где? Позови его немедленно!

Я обрадовался потому, что решил, будто от камердинера добьюсь большего толка.

— Где он? Позови его! — потребовал я.

— Мосье граф, Жан ушел в город. Думаю, он вернется с минуты на минуту.

— Ну, хорошо, подождем.

Я прикрыл глаза, полагая, что самое лучшее — это дождаться возвращения камердинера. В голове кружились мысли и предположения — одно несуразнее другого. И не было сил у меня ни связывать их в ясную картину, ни гнать прочь. Я хотел поскорее увидеть Жана или хотя бы вздремнуть до его возвращения. Так прошло с четверть часа.

— Где же Жан? — не выдержал я.

— Должен прийти, — повторила Николь. — Давайте я налью вам стакан воды.

— Изволь, — согласился я.

Я опустошил стакан и почувствовал себя намного лучше.

— Вода утоляет жажду, но не любопытство, — констатировал я. — Не знаю, сколько еще ждать каналью! Расскажи-ка ты мне все, что знаешь.

— Что же тут знать-то, мосье? — встряхнула локонами Николь. — Мы прибыли сюда на прусском судне. Правда, в порт корабль не впустили, он встал на якоре, и мы с Жаном отправились на берег на шлюпке.

— И что? Что было здесь? — поторопил я Николь.

— Ничего. — Девушка пожала плечами. — Вам было плохо. Вы ударились головой…

— Что значит — ударился головой?! — не выдержал я. — Как это — ударился? Как это случилось? Кто-нибудь говорил?

— Что же тут говорить-то? — Щеки Николь залились краской.

— Как это произошло? — повторил я.

— Право, мосье, — смутилась девушка. — Мне, право, неловко. Что же говорить-то об этом? Ударились и ударились. С кем не бывает.

Я взял ее за руку и потянул к себе. Девушка посмотрела на меня красивыми карими глазами и в смятении отвела взгляд в сторону.

— Николь, как я ударился? Расскажи, как это произошло? Кто ударил меня?

— Что вы, мосье?! — вспыхнула девушка. — Никто не причинял вам вреда. Вы ударились сами. Вы выпили много виски. На радостях, наверно, что добрались благополучно. Споткнулись и ударились. И ударились уж больно серьезно. Врач сказал, что в таком состоянии морская качка отразится на вашем здоровье самым плачевным образом.

— Что за бред?! — вскрикнул я.

Девушка сложила ладони на коленях и умолкла, потупив взор.

— Продолжай, продолжай! — потребовал я.

— Сами же обвиняете меня, что я лгу, — надула губки Николь. — Не о чем тут говорить. С кем не бывает.

Я схватил ее за руку, хотел сказать ей, что ее обманули, что кто-то оглушил меня ударом по голове, а потом выдал за пьяного, наверно, и виски в рот влили. Но в следующее мгновение я оттолкнул ее руку. Кто она такая, чтобы я оправдывался перед нею? Глупая, развратная девчонка!

— И что сказала мадемуазель де Понсе? — спросил я тоном, которому не стоило возражать.

— Прусскому судну запретили долго стоять здесь. Мадемуазель вынуждена была подняться на борт и отправиться в Россию без вас, — сухим голосом ответила Николь.

— А сундуки? Мои сундуки?! — воскликнул я.

— Не знаю. В харчевне их не оставили. Может, с собою забрали. Может, оставили в банке, — сказала Николь и, чуть помолчав, протянула мне лист. — Вот. Мадемуазель де Понсе просила вам передать.

— Что же ты резину-то тянешь?! — Я выхватил бумагу из рук Николь.

Я развернул письмо и прочитал: «Милый Андрэ! Вынуждена препоручить тебя заботам доктора Руиза и твоего камердинера. В качестве утешительного приза оставляю Николь. Деньги положены на твое имя в банке „Barnetts Hoares Hanbury and Lloyd“».