Читать книгу "Любовь — всего лишь слово - Йоханнес Марио Зиммель"

— Но вы ведь его жена.

— Да.

— У вас внебрачный ребенок.

— Его отец умер до его рождения. Мы поженились бы.

— Разумеется, — говорю я, а сам думаю: «А кем же ты была раньше? Барменшей? Нет! Секретаршей? Нет! Я немного разбираюсь в людях. И манекенщицей ты тоже не была. Все это — не ты. Кем же ты была и откуда ты? Ей-богу, не скажу. Вокруг тебя тайна, я чувствую это. Что за тайна? Из какой среды ты вышла? Где он тебя нашел — досточтимый Манфред Лорд?»

— Не обижайтесь, — говорю я, — вы спросили, а я отвечаю. Ребенка зовут Эвелин. Ваш муж смирился с фактом ее существования, но не хочет ее удочерить.

— Откуда вы все это знаете?

— От своего отца. Он несколько раз говорил о вас.

— Что именно?

— Только хорошее. — Это ложь. Он говорил о ней плохое, грязное, уничижительное. Ее, жену своего приятеля и компаньона, мой предок именует не иначе как «эта особа», «маленькая стерва», «gold-digger»[33]. «Просто-таки непостижимо, до чего мог опуститься такой человек, как Манфред Лорд», — любит повторять мой отец. «У нее, стало быть, есть скрытые достоинства», — любит повторять моя благородная тетя Лиззи.

Стоит ли говорить об этом Верене Лорд? Людям можно рассказывать лишь небольшую часть правды, если им желаешь добра, так как от правды бывает больно.

— На какой машине ваш муж? На «мерседесе»?

— Да.

— На черном?

— Да.

— Впереди два таких. Сейчас я их буду обгонять. Повернитесь еще больше ко мне.

Она поворачивается, и мы молчим некоторое время. Когда она начинает говорить, я чувствую на своей щеке ее дыхание.

— О чем вы думаете, господин Мансфельд?

Вот странно: спроси она меня об этом, когда мы проезжали поворот на Швальбах или поворот на Вайскирхен или где-нибудь еще — до поворота на Бад Хомбург, я бы проявил наглость или шарм, но сейчас позади уже поворот на Фридрихсдорф, и все совсем по-другому, теперь я никогда не буду думать так, как перед поворотом на Бад Хомбург.

Никогда. Но ведь я зажат, закомплексован, безразлично-холоден и все, что вам угодно.

— Я кое о чем вас спросила, господин Мансфельд.

Я не отвечаю.

— Я спросила вас, о чем вы думаете!

Зажатый, как и все мы, молодые люди, я отвечаю:

— Я думал о том, что бесклассовое интернациональное общество является последней надеждой человечества, что такое общество, однако, без атомной войны не построить, а атомная война уничтожит человечество. Voila[34]: circulus vitiosus[35].

На все это она отвечает вопросом:

— Как ваше имя?

— Оливер, — говорю я.

Теперь я точно знаю, что люблю ее.

7

Что я люблю ее.

С ума сойти можно! Я — и влюблен! Притом в женщину, которую до этого и в глаза не видел и которая всего как полчаса сидит рядом со мной. В женщину, которая замужем. У которой ребенок. У которой любовник. Есть от чего свихнуться.

— Внимание! — говорю я. — Снова черный «мерседес». Она послушно поворачивается ко мне. Я обгоняю машину.

— На этот раз за рулем была женщина, — говорю я. — Повернитесь прямо, а то так можно свернуть шею.

Но она продолжает глядеть на меня.

— Нет, честно, о чем вы думаете, господин Мансфельд?

Действительно, о чем я думаю, если честно?

Я думаю: я хочу быть с тобой. Всегда. Всегда. Но разве скажешь такое женщине, которую знаешь всего полчаса.

— Я не хочу, чтобы вы схлопотали себе trouble[36], — отвечаю я. — Ваш… Ваш друг услышал у справочного бюро, как девушка объясняла мне дорогу на Фридхайм…

— Ну и?

— А я слышал, как вы говорили по телефону. Это получилось само собой. Вы не захлопнули дверь будки. И говорили слишком громко. Очень громко.

— Это был разговор о пустяках.

— Неправда.

— Но вы слышали только то, что я говорила!

— По ответам можно понять весь разговор!

— Ну и что?

— Кто-то из Франкфурта позвонил вам. Из тех, кому вы доверяете. Может быть, повариха. Или шофер.

— И что дальше?

— Кто бы это ни был, но он знал, что вы в аэропорту. С вашим другом. Он позвонил вам, чтобы предупредить, что ваш муж неожиданно или раньше срока вернулся из поездки и разыскивает вас. Этот человек, должно быть, соврал вашему мужу, что вы уехали во Фридхайм. Наверно, у вас там вилла? Поэтому вам нужно туда как можно скорее. Чтобы быть там раньше мужа. Тогда вы сможете сказать ему, что ходили гулять.

Она поворачивает голову прямо, резко откидывает ее назад и говорит:

— Скоро опять съезд с автострады. Сворачивайте и давайте быстрей покончим с этим делом.

— Не понял…

— Вы шантажист. Ладно. Мне не повезло. Сбавьте газ и сворачивайте. Местность здесь безлюдная и кусты очень высокие. Четверть часа хватит. Пожалуйста, пользуйтесь, господин Мансфельд.

Я так ошарашен, что не могу вымолвить ни слова.

А она истерически орет:

— Ну, ну, давайте! Сворачивайте! Получите то, что вы хотите! — Хватается за перекладину руля и тянет вправо.

«Ягуар» несет вбок юзом. Он проходит в сантиметрах двадцати от машины в правом крайнем ряду — и это на скорости в 210 кэмэ. Я чисто рефлекторно бью по ней кулаком и попадаю по руке и телу. Что-то брякает — наверно, браслет. Ей, должно быть, очень больно, так как она, вскрикнув, отпускает руль и прижимает руку к груди.

Вашу машину когда-нибудь начинало нести юзом? Да? Тогда на какой скорости? 100? 140? Сможете ли вы когда-нибудь это забыть? У меня на спидометре было 210. Ничего более кошмарного со мной не случалось за всю жизнь. «Ягуар» становится на оба правых колеса. Я резко кручу руль. Теперь он встал на оба левых. Мы вылетаем на разграничительный газон. Скулят покрышки. Нужно мягко притормозить. Очень осторожно притормозить. Свободно держи руль. Теперь машина соображает лучше тебя. Назад на асфальтовую полосу. И опять на газоне. На встречной полосе вереница машин. Все они несутся мимо, как в ночном кошмаре. Лица, искаженные ужасом. Камни из-под колес. Машины. Машины. Мы снова на покрытии.

Вначале Верена визжала. Теперь она затихла и держится за обивку приборной доски. В какой-то момент мой «ягуар» закручивает так, что я думаю: мы наконец перевернемся и все будет кончено. Но затем он снова делает рывок вперед. Я жму на газ, чтобы заставить его двигаться более-менее прямо. А он все еще выписывает кренделя, словно пьяный. Пот заливает мне глаза. В этот момент в голове у меня одна мысль: если мы выкарабкаемся, я ей повыбиваю все зубы.