Читать книгу "Лиходолье - Елена Самойлова"

Топот копыт, громкое, возмущенное ржание за спиной.

– Змейка, хватайся за руку!

Харлекин вздернул меня на коня на полном скаку и усадил перед собой, крепко придерживая за пояс.

– Видишь ее?

Я и забыла, что для Искры, в отличие от меня, ночная тьма существует. Это я вижу луг, как переливающееся разными оттенками синего травяное море, в котором зелеными светлячками-пятнышками вспыхивает мелкая живность, и на этом фоне быстро удаляющееся угольно-черное пятно очень хорошо заметно, – а харлекину, даже с отличным ночным зрением, разглядеть кэльпи, несущуюся вскачь в высокой траве, очень непросто.

– Да, впереди.

– Далеко?

Я спустила мешающуюся донельзя повязку с глаз, оставив ее болтаться на шее.

– Не очень, но она быстрая. Не догоним.

– Это мы еще посмотрим, – хмыкнул Искра, помогая мне пересесть по-мужски и вкладывая в мои руки поводья. – Ты главное не свались раньше времени и штаны мои не потеряй.

– А причем здесь…

Что-то мокрое, полотняное, с цветастой заплаткой внезапно оказалось у меня в руках, а рыжий скатился в сторону с лошадиного крупа, на краткое мгновение исчезая в высокой траве. Я вывернулась, чтобы рассмотреть, как харлекин поднимается с земли, встряхивается, отчего волосы-спицы, скребущие по железной спине, засияли бело-голубыми искорками на кончиках, – и вдруг устремляется вперед, оставляя после себя неровный туннель из примятой травы.

Лошадь, почуяв душный запах железного оборотня, шарахнулась в сторону, так что я едва не слетела в низкий колючий кустарник – спас только инстинкт, повинуясь которому я прильнула всем телом к спине животного, обеими руками хватаясь за взмокшую, остро пахнущую потом конскую шею.

Высокий, пронзительный, вибрирующий вопль раскатился над притихшим лугом, угольно-черное пятно впереди, рядом с которым сверкнула золотисто-красная искра, замедлилось, повернуло прочь от леса. Еще один удар харлекина – и кэльпи почти остановилась. Теперь она пятилась от кружащего вокруг нее Искры, по-волчьи припадая к земле. Я уже видела маленькую человеческую фигурку, обернутую серебристо-серой гривой, будто коконом, из которого выглядывали только безжизненно свисающие руки и ноги, видела вытянутую морду кэльпи с ярко горящими глазами и оттянутыми к вискам уголками рта…

И как такое можно было спутать с обычной лошадью?!

Я перекинула ногу через лошадиную шею, чувствуя, как закаменевшие на поводьях пальцы обрастают золотой чешуей, как рука гудит от напряжения, едва удерживая животное, почуявшее нечисть и пытающееся оказаться от нее как можно дальше.

Понимаю. Сама предпочла бы оказаться где-нибудь еще, у жарко горящего костра или в теплом фургоне, до подбородка закутанной в лоскутное одеяло. Где угодно – только не нестись вскачь по мокрому от дождя лугу, по тропинке, проложенной Искрой, стремительно приближаясь к месту, где два чудовища – одно призрачное, водяное, второе железное, пахнущее окалиной, – пытались выяснить, кто же из них двоих страшнее, сильнее и проворней.

Мелькнула покатая спина харлекина, покрытая исцарапанными пластинами, паутинно-светлая грива кэльпи, пляшущая на ветру обрывками истлевшего савана. Лошадь, вильнувшая в сторону сразу же, стоило мне только выпустить поводья…

Прыжок в никуда, с вытянутыми перед собой когтистыми руками. Страх пронизывает ледяной иглой, подступает к горлу в то короткое мгновение, когда нечисть меня замечает, начинает оборачиваться в мою сторону, скаля тонкие игольчатые зубы.

Удар!

Я упала на жесткий, как промерзшее дерево, круп «водяной лошадки», мгновенно зарываясь обеими руками в холодную, бессильно соскальзывающую по золотой чешуе гриву, на ощупь хватая ребенка поперек туловища. Белесые пряди липнут к одежде, как паутина, острые зубы нечисти клацнули рядом с бедром – и со звоном сомкнулись на вовремя подставленном железном запястье…

– Бр-р-рысь!

Мощная рука Искры отрывает меня от кэльпи вместе с прижатым к груди ребенком и бесцеремонно отбрасывает прочь, так далеко, что я приземляюсь в нескольких саженях в стороне от безобразной драки, больно ударяясь спиной и плечом о землю.

В голове шумело, мальчик, сдернутый с крупа «водяной лошадки», давил мне на грудь теплым неподвижным грузом, плечо, на которое я не слишком удачно приземлилась, ныло и болело. Полежать бы так на приятно холодящей затылок земле, дождавшись, пока рука обретет подвижность, – все равно шум драки удаляется и вопль кэльпи раздается все реже, как и звон харлекиньих доспехов, а вот низкое ворчание Искры, по-прежнему уверенное, звучит четко и громко…

Внезапно обрушившаяся тишина заставила меня вначале перевернуться на бок, а потом сесть, осторожно перекладывая бесчувственное тело ромалийского мальчика себе на колени. Дождь наконец-то прекратился, и сквозь шелест ветра в траве мне почудилось какое-то шуршание, словно кто-то приближался, аккуратно раздвигая перед собой упругие стебли.

Это не Искра. Ко мне он бы не крался.

Мальчик у меня на коленях шевельнулся, тихонько застонал, захныкал, не приходя в сознание.

Шорох на мгновение затих, а потом начал быстро приближаться.

Не задумываясь, я полоснула себя когтями по лодыжке, неглубоко, так, чтобы потекла кровь, коснулась кончиками пальцев краев свежей царапины и принялась чертить перед собой «запрещающий» знак, самый первый из тех, что когда-то научила меня лирха Ровина. Который намертво врезался в мою память после того, как сумел удержать рвущиеся из-под земли зеленоватые щупальцы-побеги неведомого создания еще в Загряде.

Резкие, будто резаные раны, линии знака зависли в воздухе перед моими глазами, зашуршала, приминаемая невидимым жерновом, трава, очерчивая границы обережного круга.

Тишина.

Резкий, сильный удар о колдовскую преграду. Я тихо пискнула от неожиданности, прижимая к себе ребенка, и во все глаза уставилась на оскаленные игольчатые зубы, зависшие на расстоянии вытянутой руки от моего лица.

Еще одна кэльпи, здоровущая, раза в полтора больше, чем та, что уносила на своей спине мальчишку из ромалийского лагеря, показалась из высоких зарослей столь внезапно, что сердце на миг пропустило удар от испуга. Черная, лоснящаяся от бисеринок влаги шкура, молочно-белая грива, ниспадающая до самой земли, широкие копыта, разделенные на три заостренные части, и пустые, отливающие перламутром глаза на узкой морде. Понятно теперь, почему люди пропадали чаще, чем обычно, – эти кэльпи охотились не поодиночке, а вместе. Редкая для неразумной нечисти пара, разделяющая и поиск пищи, и существование на дне реки в промежутках между охотой.

«Водяная лошадка» неторопливо обошла границу колдовского круга, склоняя голову к самой земле и шумно принюхиваясь, а потом неожиданно шарахнула копытом по басовито загудевшей преграде, будто проверяя ту на прочность.

Я молчала, настороженно следя за перемещениями кэльпи, как за густым, угольно-черным облаком тьмы, на которую набросили прозрачную белесую кисею, сквозь которую мне чудился то лошадиный скелет с частоколом тонких острых зубов и широкими, будто пластины, ребрами, то трепещущий огонек-сердце, едва-едва теплящийся в глубинах тела. Руки, уже покрывшиеся золотой чешуей до самых локтей, слегка дрожали, отчего колокольцы на лирхиных браслетах чуть слышно позванивали в сгустившейся тишине.