Читать книгу "Чертова дюжина - Иван Сербин"

Вероника боязливо, совсем чуть-чуть, шевельнулась, ожидая услышать знакомый рык: «Стоять! Не двигаться!» Однако выкрика не последовало, и девушка повернула голову. На площадке никого не было, сигаретный дым уже рассеялся, но воняло по-прежнему нестерпимо. То ли поганой московской «Явой», от которой она уже отвыкла, то ли еще чем-то более дешевым.

Лифт продолжал ползти вниз. Вероника, развернувшись, цокая каблуками, побежала к лестнице. Едва не переломав ноги, она скатилась вниз по ступеням к утробно приоткрытой пасти забитого мусоропровода, присела на корточки у окна и, повернув ручки, потянула раму на себя. Та не поддавалась. Девушка ударила кулачком по деревянному основанию, но это не помогло. Оконные створки скрипели петлями, не желая открываться, и лишь глотками пропускали сырой утренний воздух, разбавляя табачно-одуряющую смурь. Вероника наклонилась вперед и прижалась лбом к холодному стеклу.

Бум! — раскатилось по подъезду. Мотор лифта остановился. Она не могла слышать шагов и хлопка подъездной двери, но через секунду увидела, как из-под кирпичного козырька выбежали двое. Оба в джинсах, неприметных курточках и черных масках-шапочках. Один — высокий, статный, этакий отставной полковник на выданье; второй — пониже и покрепче, плечистый, со смазанной фигурой профессионального кабацкого вышибалы. Незнакомцы перешли на бодрую кавалерийскую рысь, пересекли асфальтовую дорожку и остановились у синей машины. Сверху Вероника не могла разобрать модель. Ей показалось, что это либо «тройка», либо «шестерка». «Жигули». Дальше произошло то, чего она никак не могла ожидать: крепыш-«вышибала», уже открыв дверцу со стороны водителя, неожиданно обернулся, посмотрел вверх, на окно лестничной площадки, за которым сидела на корточках Вероника, и, словно заметив ее, погрозил пальцем.

Девушка отпрянула. Страх вновь накатил огромной, сметающей все на своем пути волной. Она задохнулась, вскочила, отпрянула на шаг и тут же сообразила: не мог крепыш видеть ее, со света стоящего в тени не различить.

«Жигули» шустро отвалили от тротуара.

Вероника медленно поднялась по лестнице, остановилась, глядя на раскиданные по всей площадке вещи. На мгновение вновь почувствовала сильные резиново-холодные пальцы, сдавливающие шею, перевела дыхание, потерла ладонью лоб. На работу она уже опоздала. Будет ли скандал? Может быть. Но не каждый же день на тебя нападают в подъезде.

«Кассета, — вспомнила она. — Конверт, в котором кассета и фотографии».

Девушка откинула клапан сумочки и сразу же увидела коричневый конверт, в какие на почте запаковывают бандероли. Даже через плотную бумагу пальцы ощутили очертания магнитофонной кассеты.

«Прослушаешь, когда сядешь в машину», — сказал один из этих. Она не хотела слушать. Запись была составляющей частью нападения, а у нее не было желания переживать все снова.

— Не распускай нюни, — сказала Вероника вслух. — Ты же репортер, черт побери! Мало тебя били, что ли? Вон, когда делали репортаж о наркоманах, на Лубянке по роже получила и ничего, даже не заплакала. — Опустившись на корточки, она принялась собирать вещи и не глядя кидать их в сумочку. — А на Ярославском мент дубинкой врезал, извинялся потом, гад. И тоже ничего. Выжила же, не померла? А тут мелочь, говорить не о чем. Ну, напугали немного. С кем не бывает?

Застегнув сумочку, она поднялась, вызвала лифт, вошла в кабинку и нажала кнопку первого этажа.

«А коленки все равно трясутся, — отметила про себя. — Боишься, подруга. Трусовата ты стала для репортера. Трусовата. Иди-ка лучше в шоу работать. Будешь кривляться перед камерой, улыбаться и принимать дорогие подарки. Глядишь, и „новый русский“ муж обозначится».

Вероника криво усмехнулась. Когда дверцы лифта распахнулись на первом этаже, она шагнула в фойе и на секунду остановилась, оторопев, приоткрыв от удивления рот, чувствуя, что ей опять становится страшно. Старушка-консьержка сидела за своим столиком, навалившись всем телом на спинку обшарпанного стульчика. Голова женщины была запрокинута, глаза закрыты, руки безвольно обвисли.

«Убили, — почему-то подумала Вероника. — Что же делать-то?»

Она ощутила легкий прилив паники, за которой пряталась обыкновенная, банальная растерянность. Квартир на первом этаже не было, телефона на столе дежурной — тоже. А через секунду Вероника вдруг поняла всю абсурдность ситуации. Чем должна обороняться эта бабулька от хулиганов, если таковые вдруг заявятся в подъезд? Отмахиваться стулом? Или баррикадировать дверь? Даже позвонить нельзя. А с первого этажа кричи не кричи, никого не дозовешься.

Вероника сделала шаг вперед, затем еще один. Она чувствовала легкую дрожь, понимая, что сейчас придется подойти к консьержке и взять ее за руку, пытаясь нащупать пульс. Вероника могла запросто пощупать пульс у упавшего прохожего на улице, кем бы тот ни был, но к старушке, давно уже ставшей такой же неотъемлемой частью интерьера, как стены, пол или потолок, подойти не могла. Ей было страшно.

Вероника сделала еще шаг, а затем вдруг нервно засмеялась. Именно в это мгновение в гулком фойе подъезда вдруг послышался сочный басовитый сап. Консьержку не убили, она просто спала. Людям, отдавшим Веронике кассету и фотографии, не нужна была жизнь этой беззащитной и совершенно безобидной бабки.

Девушка стояла и смеялась, и смех ее все больше напоминал истерический плач. Она хохотала и хохотала, не в силах остановиться. Лифт за ее спиной поехал вверх, затем вновь опустился, и из него вышел профессорского вида пожилой мужчина, ведущий на поводке коккер-спаниеля. Остановившись, он внимательно посмотрел на смеющуюся девушку, по лицу которой катились слезы, а затем внезапно дал ей резкую пощечину. Смех моментально оборвался.

— У вас истерика, барышня, — спокойно и рассудительно произнес мужчина, и эта рассудительность показалась Веронике не менее дикой, чем сон консьержки на боевом посту. — Нельзя доводить свои нервы до такого состояния. Тем более в наше время. — Он осуждающе покачал головой. — Если хотите, могу порекомендовать вам замечательного врача. Мой школьный приятель.

— Нет, спасибо. — Вероника открыла сумочку, порылась в ней, отыскивая носовой платок, который почему-то оказался на самом дне, вытерла глаза. — Простите, у меня день сегодня начался… Даже передать не могу. Что-то невероятное.

— Ничего, у всех бывают тяжелые дни, — кивнул мужчина. — Поверьте мне.

«Такие вряд ли», — подумала девушка.

— Надо же, Анна Иннокентьевна уснула. Небывалый случай, — изумился хозяин коккера.

Пес, виляя хвостом, рванулся к столу консьержки и принялся деловито обнюхивать угол.

— Казачок, ко мне! — позвал мужчина и вновь повернулся к Веронике. — Вы уверены, что вам не нужна помощь?

— Абсолютно. — Она спрятала платок в сумочку. — Все нормально. Все в порядке.

— Ну что же, вам, безусловно, виднее. — Мужчина прошел через фойе странной дугой, мимо стола, словно приглядываясь повнимательнее к спящей пожилой женщине, хмыкнул, что-то неразборчиво пробормотал себе под нос и толкнул дверь.