Читать книгу "Урсула Мируэ - Оноре де Бальзак"

Урсула выиграла. Кюре застал старика и девочку за доской и стал свидетелем ее победы. На следующее утро Миноре, который до тех пор не хотел учить свою воспитанницу музыке, отправился в Париж, купил там фортепьяно, нашел в Фонтенбло учительницу и покорился необходимости выслушивать бесконечные гаммы. Одно из френологических предсказаний[81]покойного Жорди сбылось: девочка стала превосходной музыкантшей. Опекун, гордый своей крестницей, уговорился в Париже со старым немцем по имени Шмуке[82], опытным преподавателем музыки, что тот будет раз в неделю приезжать в Немур, и не жалел денег на обучение Урсулы этому искусству, которое прежде считал совершенно бесполезным. Безбожники не любят музыку — этот небесный язык, усовершенствованный католической религией, которая заимствовала названия нот из одного церковного гимна: ведь семь нот — это первые слоги первых семи стихов гимна на рождение святого Иоанна Крестителя[83]. Впечатление, произведенное на старика первым причастием Урсулы, было сильным, но кратким. Радость и покой, которые вера и молитва вселяли в юную душу, также оставляли его равнодушным. Совесть доктора была чиста, и он не знал тревог. Он полагал, что, творя добрые дела без надежды на небесное вознаграждение, поступает более великодушно, чем правоверные католики, которые, как он утверждал, торгуются с Богом.

— Но, — возражал аббат Шапрон, — согласитесь, что если бы все люди заключали подобные сделки, общество избавилось бы от пороков; мир не знал бы горя. Благодетельствовать так, как вы, может только большой философ; вы пришли к своим взглядам путем рассуждений, вы — исключение из правила, меж тем благодетельствовать, как мы, способен всякий христианин. Вы совершаете усилие, а мы слушаемся велений сердца.

— Иными словами, кюре, я мыслю, а вы чувствуете, вот и вся разница.

Тем временем Урсуле исполнилось двенадцать лет; и, так как чуткость и сметливость, свойственные ее полу, были у нее особенно развиты благодаря превосходному воспитанию, а ум, и без того острый, обретал опору в религиозном чувстве, самом тонком из всех, она ясно поняла, что ее крестный не верит ни в загробную жизнь, ни в бессмертие души, ни в Провидение, ни в Бога. Вынужденный отвечать на вопросы невинного создания, доктор не мог дольше таить свою роковую тайну. Простодушное огорчение Урсулы поначалу вызвало у него улыбку, но, видя, что грусть ее не проходит, он понял, что грусть эта — следствие глубокой любви. Страстные привязанности страшатся всякого разногласия, даже разногласия, не имеющего отношения к жизни сердца. Порой доводы воспитанницы, высказанные голосом мягким и нежным, проникнутые чувством пылким и чистым, ласкали слух доктора. Однако верующие и безбожники говорят на разных языках и не могут понять друг друга. Славя Господа, Урсула обижала своего крестного, как избалованный ребенок обижает иной раз свою мать. Кюре мягко пожурил Урсулу, сказав ей, что Господь сам берет на себя труд смирять гордые умы. Девушка в ответ напомнила аббату Шапрону о Давиде, победившем Голиафа. Эти споры о религии, эти огорчения ребенка, желавшего обратить крестного в свою веру, были единственным, что омрачало жизнь маленького семейства, скрытую от любопытных взоров немурцев, — жизнь счастливую и насыщенную. Урсула росла, развивалась и наконец стала той скромной и набожной девушкой, которая, выходя из церкви, пленила Дезире.

Часы, дни, месяцы текли тихо и покойно; Урсула разводила цветы в саду, играла на фортепьяно и с помощью тетушки Буживаль окружала заботой своего опекуна. Впрочем, год назад некоторые перемены в поведении Урсулы[84]встревожили доктора; конечно, источник этих перемен был так хорошо известен заранее, что беспокоиться следовало лишь о том, как справится с ними организм девушки. Однако мудрый наблюдатель и опытный врач боялся, как бы перемены эти не нарушили духовного покоя Урсулы. Он стал по-матерински внимательно следить за своей приемной дочерью, однако не увидел поблизости никого, кто мог бы внушить ей любовь, и успокоился.

Меж тем за месяц до описываемого нами дня духовную жизнь самого доктора потрясло одно из тех событий, которые не оставляют камня на камне от наших убеждений; впрочем, прежде чем рассказать о нем, следует коротко остановиться на некоторых эпизодах врачебной карьеры Миноре, тем более что это придаст нашей истории дополнительный интерес.

В конце XVIII столетия Месмер[85]произвел в науке еще больший раскол, чем Глюк в искусстве[86]. Открыв феномен магнетизма, Месмер приехал во Францию, куда с незапамятных времен являются все изобретатели, желающие, чтобы их открытия получили права гражданства во всем мире. Благодаря своему ясному языку Франция — своего рода всемирный глашатай.

— Если гомеопатию признают в Париже, она спасена, — сказал недавно Ганнеман[87].

— Отправляйтесь во Францию, — посоветовал господин Меттерних[88]Галлю, — если там посмеются над вашими шишками, вы прославитесь.