Читать книгу "Животное - Александр Варго"

– Вот видишь, как это опасно. Тебе не больно? Может, сходим в больницу? – раздались заботливо-сочувственные голоса, и я снова почувствовал себя хорошо.

Конечно, никуда мы не пошли, а рана на голове оказалась просто царапиной – родителям я сказал, что упал с перекладины во дворе, пытаясь сделать переворот после отжиманий. Но, несомненно, на моем лице появилось настолько стоическое выражение, что одноклассники, судя по взглядам, буквально были готовы на меня молиться и не могли поверить счастью, что судьба свела их со мной. Точно такие же глаза я видел позже неоднократно в церквях, но там уже не было ничего из чистого и всепоглощающего восторга – только вера, мрак, замутненное запутавшееся сознание и понимание недостойности самих себя.

Теперь же, вот ирония, я вижу целых четыре вполне реальные кошачьи лапы, и они даже не пытаются преследовать или убивать меня. А ведь очень глупо упускать такой замечательный шанс! Правда, шерсть вымазана в крови любимого человека, и ее пока не удалось полностью вылизать. Но это не успокаивает, а придает лишь больше отчаяния – ведь именно из-за одной из этих лап я стал пусть и невольным, но убийцей.

– Мя-оу!

Котенок выгнул спину и распахнул пасть – зевая или угрожая.

Да, наверное, именно это он и сказал, если такое уместно говорить о животном, но мне неожиданно послышалось в этом явственное:

– Мы квиты.

Глава VII. Необыкновенные звонки

Пока котенок сидел и тщательно, с какой-то умилительной обреченностью, вылизывал себя, раздался телефонный звонок. Наверное, я ждал его, как нечто, призванное вызволить меня из томительного плена воспоминаний и позволяющее начать действовать. А вот и он – полифонический и слишком радостный для такого случая.

Оказалось, пока я сидел на кровати, правая нога онемела и перестала меня слушаться. Она неуклюже уперлась в пол и неожиданно подвернулась. Я с усилием удержался и подумал о том, что сейчас предстоит пережить несколько неприятных минут: чувствительность будет возвращаться, переходя в миллион ноющих покалываний. Кажется, эти иглы начинают все быстрее елозить по коже или где-то внутри, вызывая желание начать что-то интенсивно делать. Примерно то же самое, что галоперидол, вколотый без другого лекарства, что я испытал на собственной шкуре, пролежав почти месяц в «дурке» по милости папы Ди.

Началось все с того, что я получил повестку из военкомата. Родители позвонили мне в слезах, и сначала я никак не мог понять – что же случилось. Оказывается, через несколько дней мне нужно было посетить медицинскую комиссию, после которой, по уверениям мамы, я вынужден буду подписать какие-то бумаги и точно пойду в армию.

Я, конечно, поделился этой новостью с Ди, а уже на следующий день мы были у ее отца. Крепкий низенький мужчина, абсолютно лысый, но с шикарными усами, напоминающими образ легендарного Семена Буденного, вначале показался мне смешным, и я с трудом сдерживал улыбку. Однако с первых же фраз от моей веселости не осталось и следа – его холодный бесстрастный голос и простые логичные вопросы настраивали исключительно на деловой лад. В какой-то момент мне даже захотелось вскочить из удобного кожаного кресла, вытянуть руки по швам и замереть в ожидании приказа.

Папа Ди был учредителем какой-то строительной фирмы, а в прошлом – успешный кооператор, авторитетный бандит или милиционер. По манерам он напоминал нечто среднее, что, впрочем, не имело особого значения с его подкупающе-располагающей внешностью.

– Значит, так: положим тебя в больничку, все оформим, как положено, и не успеешь оглянуться, как проблем не будет.

– А что за больница? – немного с вызовом спросил я, задетый тем, что посторонний человек так вольготно мной распоряжается.

– «Дурка»! Ну и что такого? Отоспишься, витаминчики разные там поколют, и опять к нам.

– Вообще-то я хотел попытаться что-то сделать по медицинским показателям, но другим. Это для каких-нибудь детей «звезд» эстрады или миллионеров не имеет значения, как «косить», а мне потом с таким диагнозом надо будет как-то умудриться на работу устроиться и просто жить среди людей.

– Об этом не переживай, все устроим в лучшем виде, а сейчас главное – побыстрее закрыть этот вопрос. Или ты не согласен?

– Да, но…

А уже через четыре дня я сидел на широком подоконнике в казенном туалете и курил, глядя на выщербленные каменные стены через потемневшие решетки. Оказалось, и в «психушке» жить можно – даже маникюрные ножницы, которые вроде как хранить запрещалось, никто так и не обнаружил лежащими под обычным пустым листом бумаги в моей тумбочке. Пожалуй, единственной проблемой здесь было как-то скрасить досуг, если, конечно, не быть фанатом карточных игр или чтения. Хотя вскоре и эта проблема благополучно разрешилась – я старался как можно больше спать, что помогало времени течь быстрее, хотя бы по ощущениям. Коллектив палат был спокойный, и большинство «узников» никак не отличались от обыкновенных людей за этими стенами, ну, разве что, несколько бурно реагировали на некоторые вещи. Например, один парень хватался за голову, садился в угол и долго плакал, если кто-то говорил хорошо или плохо о его внешности, а другой мог наброситься с кулаками только за то, что к нему случайно прикоснулись. Та же «гадость», что нам ежедневно кололи, никак не влияла на сознание, а вот половую функцию подавляла явно – впрочем, никого это там особенно и не беспокоило. Потом мне понадобилось месяца полтора, чтобы полностью вернуться в форму, но до сих пор я не ем картофельное пюре и жареную рыбу, которые ассоциировались у меня исключительно с тамошним меню, не отличавшимся особенным разнообразием. Да и ложками, без крайней необходимости, я старался не пользоваться – только ножом или вилкой, которых не давали душевно неуравновешенным людям.

Так пролетели полтора месяца, и проблема с военкоматом была благополучно улажена. Мне даже не пришлось никуда идти – отец Ди решил за меня, как и обещал, все вопросы, а новенький, неприятно пахнущий краской военный билет благополучно перекочевал в банковскую ячейку, которую мы вскоре арендовали по настоянию любимой. Там лежала еще какая-то пухлая папка и пара конвертов из плотной темной бумаги, но Ди сказала, что не знает, что там – это папины дела. Впрочем, это было совершенно неважно. Главное – дело сделано, и даже родители, что было редким случаем, меня искренне похвалили и сказали, что я впервые без их участия решил действительно серьезный вопрос.

Конечно, так оно тогда и было, но нынешнюю ситуацию мне придется как-то «вытаскивать» исключительно одному, и, полагаю, все произошедшее гораздо серьезнее даже того случая с военкоматом и «дуркой». Впрочем, наверняка никогда и не скажешь.

Я медленно подошел и аккуратно поднял трубку, испытав волну отвращения от липкого соприкосновения кожи с теплой пластмассой.

– Да? – мой голос дрогнул.

– Дорогой зятек! Как ты? – раздался в трубке жизнерадостный голос отца Ди.

Вот только его мне и не хватало. Забавно, но окружающие словно чувствуют, как у тебя что-то идет не так, и именно в этот момент готовы «оборвать трубку» без всякого видимого повода. Возможно, это какая-то древняя интуиция, которая дремлет в неизведанной глубине каждого из нас и иногда дает о себе знать. Как-то один знакомый мне рассказывал, что проснулся с ощущением необходимости позвонить двоюродному брату, с которым оборвал все контакты несколько лет назад после крупной ссоры. Желание сделать это было настолько велико, что он поменял свои утренние планы, чтобы дозвониться до родителей, выяснить телефон брата, услышать, что «абонент не отвечает или временно недоступен», опять перезвонить матери, уточнить телефон его девушки и попытаться связаться с ней. К обеду выяснилось, что каким-то мистическим образом он узнал о беде, которая оставалась неведомой окружающим брата и самым близким людям. А когда ему перезвонил отец, бесцветным голосом сообщивший, что тот повесился в кухне съемной квартиры, он испытал странное облегчение и понимание.