Читать книгу "Большая книга ужасов-41. Когда пробьет полночный час. За чертой страха - Светлана Ольшевская"

Такая же работа шла по всему кладбищу. Колдовство сработало. Что было делать теперь Вовке? Мимо роющих, стонущих и воющих мертвецов бежать обратно в лагерь? Или разыскивать по кладбищу ребят? Что с ними? Как-то не договорились они о том, что делать дальше…

— Эй, Вовка! — услышал он вдруг.

И не успел оглянуться, как все та же прохладная тонкая рука схватила его. Этого он уже вынести не смог. Да, он трус, он мелкий, мельчайший, микроскопический трусишка — ну ненавидит он кладбища, боится, боится! И не может больше видеть ни кресты, ни памятники, ни гнилых, но бодро ходящих покойников!..

Не разбирая дороги, помчался Вовка вон с этого кладбища. Пальцы его по-прежнему сжимали тюбик с пастой. А пальцы другой руки переплелись… все с той же рукой из могилы!

— Вовка!

— Никифорова! Алинка! — Вовка глазам своим не мог поверить.

Он и Алинка Никифорова со следами зубной пасты и прилепившейся к ним земли на лице стояли у кладбища.

— Спасибо, что ты меня оттуда утащил, — сказала Алина, так и не выпуская Вовкиной руки из своей.

— Это ты… — Вовка постепенно приходил в себя.

Рука из могилы оказалась никифоровской! Ну правильно — ведь это он просто плохо на этом кладбище ориентировался: могила, из которой он с мальчишками безуспешно откапывал Никифорову, и была той, откуда появилась рука и его потащила…

А почему рука появилась — да наверняка это Никифорова таким образом знак ему подавала! Хотела, чтобы он обратил внимание на упавший памятник! Да… А без помощи руки из могилы, то есть без Никифоровой, так бы до третьих петухов искал Вовка памятник с колдовским медальоном.

— Да это не я тебя вывел, это я просто… — начал Вовка, собираясь добавить, что он просто перенервничал на этом кладбище среди покойников-землекопов.

Но он не успел этого сказать: сначала далеко-далеко, чуть слышно, точно пунктиром пропел в деревне за лесом петушок. Ему ответил еще один. Их голоса затихли.

Но послышались другие голоса. Человеческие. И уже гораздо ближе.

С кладбища один за другим выходили ребята.

— Все получилось, Вовка! — Счастливый Копыточкин бежал к нему со всех ног. — Ты остановил мертвецов, ты вернул их в могилы! Все хорошо, слышишь? Ты покой им вернул! Вот! Смотрите — это он вас спас!

К Вовке спешили Маня и Таня Бердянские. Взявшись за руки, подошли влюбленные из второго отряда — те, кому Вовка погоны своей чудо-пастой нарисовал. Воспитательница младшего отряда Таисочка вылезла из могилы и теперь собирала по темной долине своих мелких подопечных, которые тоже один за другим выбегали с кладбища.

Все были живы. И, благодаря Вовку — победителя оживших мертвецов, двинулись в разгромленный лагерь.

К Никифоровой подскочила верная подружка Катька Петрушкина и принялась ее обнимать. Вовку обступили приятели. Алинка Никифорова отряхнула от земли и подала Вовке его куртку.

— Спасибо, — сказала она и с признательностью посмотрела на него. — Очень твоя куртка помогла. Я под ней в могиле дышала. Хотела, конечно, там ее оставить, но подумала, что нельзя вещи живого человека в могиле оставлять. Мало ли что.

— Спасибо, спасибо. Нельзя оставлять, да, нельзя… — Вовка закивал, как лошадка пони. Вот это да!!! Никифорова — благодарная… Никифорова о его вещах заботится. Это просто супер что такое.

Пока он радовался, Никифорову утащила с собой Петрушкина. Уж им было что обсудить…

Вскоре целая команда стянулась со всей округи. Бывшие пленники могил торопились покинуть эти места и шустро взбирались на гору, к лагерю.

— Давайте в лагерь пока не пойдем, тут, у ограды, посидим, — предложил Копыточкин. — Отсюда рассвет здорово наблюдать. А он уже совсем скоро. Светает — видите?

Вовка с приятелями и намертво прилипший к ним спасенный Ботаник уселись на бугор возле упавшей решетки. И стали ждать рассвета, заставляя Вовку в подробностях рассказывать о том, как он загнал всех ходячих мертвецов по их могилам.

И Вовка рассказывал.

Ведь Вовка победил, Вовка был героем. А что — сам намазал, сам спас…

Глава Х

Но кто же это воет?

Утро. Наконец-то наступило утро. Розовенькое, прохладное.

Вовка открыл глаза. Да, утро, он не ошибся. В небе над лесом неярко, вполсилы сияло солнце.

Рядом с Вовкой на бугорке зашевелился Копыточкин. Мишка, Андрюшка и Ботаник, который как сидел, ручки на коленочки, так и уснул, тоже были неподалеку.

— Что такое? Чего это мы на улице? — сонно забормотал Андрюшка.

— Ого, как забор-то своротили! — усмехнулся Мишка, глядя на упавший пролет металлической решетки.

— Что тут было-то? — почесал голову Андрюшка. — Ах да…

— Что — да? — В розово-золотых лучах солнца Вовка не мог поверить в то, что, как он сразу вспомнил, произошло ночью.

— Ребят, а все это было или не было? — тихонько спросил Ботаник.

Вовка хорошо помнил, как на его глазах ночью падал вот этот самый забор — под мощным ударом ожившего покойника. Покойника… Б-р-р!

— Слушай, Дере… То есть… Дим, Копыточкин, ты как думаешь, — снова запнувшись о прозвище Копыточкина, спросил Вовка и кивнул в сторону кладбища под бугром, — а там… все закончилось? Мир и покой наступили? Они больше не полезут из могил?

— Думаю — не полезут, — ответил Копыточкин.

— А может, — предложил Андрюшка, — для перестраховки пойти на кладбище и закопать поглубже эту колдовскую хрень? Медаль эту в смысле? Чего раньше-то не додумались люди до этого?

Любознательный сын механизатора Копыточкина пожал плечами.

— Бабка с дедом сказали, что не надо, — ответил он. — Что-то вроде того, что его, медальон этот колдовской, земля не принимает. Надо ему быть на памятнике. Просто ходить на это кладбище никому не надо. Мы, деревенские, и не ходим. А вот вам все неймется…

Вовка хотел было возмутиться, но тут вой — протяжный и скорбный — раздался в утренней тишине.

Ботаник в ужасе обхватил голову руками. Его глаза стали больше стекол очков…

— Все, говоришь! — зашипел в ухо Копыточкину Андрюшка. — Не полезут покойники из могил? А это тогда кто? Кто воет?

— Эх ты, колдун-деревня…

— Что делать-то? — Вовка и ребята оглядывались по сторонам, ожидая нападения ходячего мертвеца.

Кошмар не закончился.

В это же самое время, с трудом оторвав затекший зад от шипастой сухой ветки, решил слезть вниз с высокой сосны воспитатель Натан. Всю ночь тут просидел он, бедолага. Поначалу пытался громко звать на помощь, потом просто подвывал от жалости к себе, холода и неизвестности. А затем, когда ему сверху стало видно что-то такое ужасное, творящееся в «Огоньке», он выл и орал от ужаса…