Читать книгу "Марафон нежеланий - Катерина Ханжина"

с кратким графиком дня:

6:00 – Подъем

7:00–8:00 – Медитация

8:00–12:00 – Лекции

12:00–14:00 – Свободное время

14:00–18:00 – Практические занятия

18:00–19:00 – Свободное время

19:00–21:00 – Вечерние беседы

21:00–22:00 – Медитация

22:00 – Отбой

– Подъем, как вы уже заметили, у нас в шесть утра. До семи у вас свободное время на завтрак, душ, на что хотите. Потом, – он, прищурившись, посмотрел на солнце и медленно-медленно улыбнулся, – то есть уже через пять минут, утренняя медитация – там наверху, в тени. Далее – лекции. Пусть вас не пугает это университетское слово, пахнущее мелом для доски и душными аудиториями с нафталиновыми профессорами, наши лекции – это рассказы о жизни, о творчестве, о нашем видении мира. Вы можете спорить, много спрашивать, рассказывать о своем видении. С двенадцати до двух у вас перерыв. Конечно, вы можете спать или загорать, но мы обычно посвящаем свободное время своим творческим проектам. Практические занятия – это рисование и написание текстов вместе с нами. Не для критики, нет. Вы почувствуете это. Когда много людей вместе творят – это такой взрыв энергии. Даже то, чем вы раньше не занимались, начинает приносить удовольствие с долгим… – он так протянул это слово, – послевкусием, до дрожи в руках и коленках. – Адам игриво улыбнулся и подмигнул нам. – Вечернее свободное время рекомендуем тратить на Дневник. Мы выдадим каждому из вас тетрадь, где для наиболее эффективного развития вам нужно записывать все свои мысли после важных разговоров и бесед. Кажется смешно, да? «Дорогой дневник…» Но свежие, внезапные мысли после каких-то новых открытий и напряженного мыслительного процесса – это как жидкость из спинного мозга, болезненно достигнутая глубина в вас. Потом мы вместе обсуждаем, что вас тревожит или радует, что сильнее всего болит и что вы хотите ампутировать.

– Можно было и не писать «свободное время». То есть мы даже не можем купаться и загорать? – спросила одна из двух подруг.

– А вы приехали, чтобы купаться и загорать?

Вторая пихнула локтем вбок свою подружку.

– Нет, но хотелось бы хоть иногда отдыхать.

– Тогда вам нужно было поехать в отпуск.

Никакой презрительной вежливости или сарказма. Адам сказал это очень строго и даже сурово.

– А теперь о правилах. – Он стал говорить быстро, холодно, без «ветвистых» описаний: – Никаких мобильных телефонов. Без исключений. Ноутбуки можете оставить, если вам нужно писать, но интернета для вас здесь нет. Все это отвлекает, и ваши «на пять минуточек проверить почту» превращаются в бессмысленный серфинг, затягивающий раскрывающееся сознание.

– Как нам связываться с родными? – опять спросила подруга.

– Подходите к Мише и объясняете ситуацию, если это срочно. – Адам даже не посмотрел на нее. – Раз в неделю каждый может позвонить.

– Но ведь у нас есть работа, за которой нужно следить, – подал голос Макс.

– Значит, вам не нужна арт-терапия. У вас есть работа, на которую вы готовы тратить свою энергию. И еще раз: важные звонки обсуждаются в индивидуальном порядке. Все можно уладить.

– Понял, – Макс примирительно махнул рукой.

– Если вы видите, что кто-то спрятал мобильный и использует его, – сообщайте Мише.

– То есть стучать? – спросил Антон.

– Стучат – чтобы получить личную выгоду. Я не хочу настраивать вас друг против друга. Наоборот, здесь мы все большая семья. Я прошу вас, исходя из предыдущего опыта. Обычно, когда кто-то видит другого ученика с телефоном, то думает, что это я позволил, сделал исключение. И начинаются внутренние обиды: «Почему он ему разрешил?», «Он лучше меня?», «Ему больше доверяют?». Я хочу, чтобы все мы были честными друг с другом. Я никогда никого не выделяю и никому не позволяю больше, чем остальным. Понятно?

Мы закивали.

– Раз уж мы заговорили о нарушениях… Каждое наше занятие – это часть выточенной годами программы, и даже без небольшого кусочка пазл не сложится. Пропускать занятия, чтобы поспать, покупаться, – он посмотрел на подруг, – или позагорать – запрещено. Да, вы здесь исключительно для себя, вы – свободные люди. Но другие, глядя на вас, могут, опять же, подумать, что вам дозволено большее. Что и они могут пару раз пропустить лекции, чтобы потерять час жизни во сне. Поэтому… – он выдержал долгую паузу, – нарушение распорядка дня, своего или других учеников, создание конфликтных ситуаций, покидание территории без разрешения, срыв мероприятий и занятий наказываются. От ночи вон в той пещере, – Адам лениво повернул корпус и указал на скальную гряду, ограничивающую пляж слева, – до исключения.

По позам учеников было видно, как все напряглись. Но как-то быстро расслабились, когда Миша упомянул о еде. Мне показалось, что всерьез мы восприняли это только на пару секунд.

– Ну конечно, еда, – все рассмеялись, выдыхая напряжение. – Мы придерживаемся принципов интуитивного питания. У нас нет графика питания. Каждый ест только тогда, когда он по-настоящему голоден, а не просто хочет что-то пожевать. И едим только для насыщения, не набиваем себя до тяжести, не заедаем грусть, не празднуем едой радостные события.

– То есть я могу просто встать и поесть? – спросил Антон.

– Если ты действительно очень голоден и можешь точно описать, что и в каком виде ты хочешь съесть. Если не знаешь – значит, просто хочешь пожевать, чтобы отвлечься или развлечься. Если больше нет вопросов, то мы можем идти на медитацию.

– Нам нужно переодеться или что-нибудь взять для этого? – спросила одна из подруг.

– Нет, все оставить, включая множество вопросов и нестройные мысли.

После медитации, на которой я сладко подремала, мы быстро сбегали за тетрадками и ручками и вернулись на то же место – под тент, на коврики для йоги. Пребывать на их территории было так волнующе, но жадно оглядываться вокруг я не решалась, а уж тем более думать о том, чтобы пройти в глубь левой стороны – к домикам с гамаками и мольбертами на верандах.

В ожидании лекции большинство из нас только робко косилось в сторону домиков.

Двухчасовую лекцию Тимур (когда он пришел, несколько человек разочарованно выдохнули – мы ожидали Адама) начал со слов:

– Все великие истории основаны на боли.

И стал рассказывать истории о великих художниках. Но не нудно, не по-учительски. Как будто он рассказывал о своих друзьях или давних соседях. Он брал какой-нибудь больной, иногда неоднозначный факт из их жизни и раскручивал его так, что в итоге получалось – без этого не было бы современного искусства таким, какое мы имеем сегодня.

Каждая история начиналась довольно сомнительно и спорно, например:

– Говорят, что Модильяни писал такие вытянутые лица,