Читать книгу "Битва деревьев - Марина Аницкая"

и запахнулась. Из приоткрытого окна тянуло холодом, и от сквозняка трепетали шторы. Она подошла к столу и налила себе воды из графина, тускло блеснувшего в лунном свете. Джиневра выпила полный стакан — залпом, запрокинув голову, и легла обратно.

Она проснулась от жажды — внезапно и полностью. Щелкнула ночником. Артур чуть сопел носом, разметавшись, на скуле блестела дорожка пота. Нашарила на полу смятый комок шелка, набросила на плечи и запахнулась. Из приоткрытого окна тянуло холодом, и от сквозняка трепетали шторы. Она подошла к столу, взяла графин, тускло блеснувший в лунном свете, и тут же выронила — в темном углу комнаты стоял призрак.

Джиневра выхватила «беретту» из ящика, прицелилась двумя руками и выстрелила. Пуля вылетела, оставляя за собой дымный след, и канула сквозь призрака в темноту. Белая фигура шагнула вперед и сделалась четче. Джиневра узнала дану.

Дану выставила ладони вперед.

— Это сон, — сказала она. — Не бойся. Нужно поговорить.

— О чем? — неприветливо спросила Джиневра поверх пистолета.

— Об Артуре, — ответила дану.

Она дернула ладонью вверх — и обстановка вокруг рывком изменилась. Джиневра вздрогнула. Они стояли на берегу озера под соснами. Треугольная гора четко отражалась в воде.

— Так будет удобней, — пояснила дану и подняла прозрачные глаза на Джиневру. Бледное остроскулое личико казалось бы детским, если б не выражение. Как у хирурга. — Извини, пожалуйста, за вторжение. Но это важно. Я обращаюсь к тебе, потому что ты ближе всех к Артуру. Как ты к нему относишься?

— Я его люблю, — сказала Джиневра.

Дану прикусила губу и вздохнула:

— Люди… называют этим словом много разных вещей. Я очень плохо это понимаю. Ты знаешь, кто он? Ты желаешь ему добра?

Джиневра сунула «берету» в карман халата и скрестила руки на груди.

— Идиотский вопрос.

Дану опять успокаивающим жестом подняла ладонь.

— Как ты помнишь, у нас у всех общие цели. Я хочу восстановить целостность Срединных земель. Мирддин Эмрис хочет остановить Дикую Охоту. Артур хочет защитить Камелот и его жителей. Нюанс заключается в том, что Артуру приходится для этого иметь дело с… — она поискала нужное слово. — Вы, люди, называете это магией. Аннуин, локусы, Великие пустоши — это места, в которых действуют только истинные стремления и истинные чувства. Как во снах. Вот как ты увидела что-то опасное и начала стрелять. — Дану отчего-то развеселилась и тут же посерьезнела. — Но в таких местах легко заблудиться. Легко забыть себя. Они очень много дают, но и забирают много. Артуру нужно что-то, что будет связывать его со Срединными землями даже тогда, когда он об этом не думает. Я полагала, что Камелота в целом будет достаточно — но, как выяснилось, это не так… Нужен кто-то, кто будет его помнить, лично его, а не символ и не свою собственную иллюзию. Будет его ждать. И нужно, чтоб это работало в обе стороны. Артуру нужен кто-то, ради кого он будет возвращаться. Без этого он теряет слишком много сил. Так что мне нужно, чтобы ты ему помогла или назвала кого-то еще, к кому я могу обратиться.

— Кроме меня? — Джиневра презрительно фыркнула. — Что нужно делать?

— Думай о нем, — сказала дану.

Джиневра представила себе Артура. Как она в первый раз его увидела. Какой он был светловолосый, голубоглазый, белозубый принц из сказки, и как они неслись верхом через поле, и как она, задыхаясь от азарта и припадая к гриве, обставила его на полкорпуса — просто чтобы не задавался.

Как он радуется, как он злится, как подхватывает ее на руки, как отдает приказы — весело и яростно, так что его сразу хочется целовать. Какой у него шрам на боку, слева, о котором он коротко сказал «с детства», и ей пришлось выкрасть медкарту, чтобы узнать, что это с того дня, как Утер и Игрейна разбились на машине.

Как у него вечно рвется рукав по шву, потому что он подскакивает и подтягивается на притолоке, или перепрыгивает через ограждение и оказывается в самом центре толпы, вызывая инфаркт у охраны. Как он вспыхивает и тут же остывает. Какой у него бывает самодовольный вид, который бесит и смешит одновременно.

Как его приносят полумертвого, и он лежит, гордый своей победой и обессиленный, и смотрит на нее так, что обрывается сердце, а она почти ненавидит его за то, что он всегда бросает ее ради своих сражений, ни на гран не чувствуя себя виноватым, а она не может ни пойти за ним, ни прижать к себе и не выпускать, никуда, никогда. Как всегда внутри него высится нерушимое «Камелот, Камелоту, о Камелоте». Как он забывает себя ради Камелота. А ради нее — нет.

Когда-то, еще в самом начале, она сняла Экскалибур со стены. Клинок с шелестом скользнул из ножен, неожиданно удобно ложась в ладонь. Она обхватила эфес покрепче и в шутку выставила перед собой: «Защищайтесь, сэр!»

Артур молча подошел — так близко, что острие уперлось ему в грудь, пропоров рубашку. Она застыла, зачарованно глядя, как на белой ткани проступает алая точка. Артур протянул руку, стянул с ее шеи шелковый шарф и подбросил вверх. Шелк, трепеща, опустился вниз и стек по лезвию, распавшись на две половинки. Артур аккуратно вынул Экскалибур из ее рук и повесил на место.

Весь он был как этот церемониальный меч. Все видят, как он сияет, и никто не понимает, как об него можно пораниться.

Треугольная гора начала дрожать и расплываться перед глазами. Джиневра резким движением вскинула голову. Не хватало еще расклеиться на виду у этой.

— Ага… — задумчиво произнесла дану. — Допустим, так.

Джиневра обнаружила, что держит в руках ножны на золоченой перевязи — из светлой кожи, со сбегающим вдоль корпуса узором из узлов и спиралей, завивающихся, как локоны. Кожа была теплой на ощупь. Против воли Джиневра залюбовалась дорогой и красивой вещью.

Из воздуха вышел Мерлин, длинный и ломкий, как паяц. Джиневра вздрогнула.

Мерлин коротко кивнул ей:

— Ваше Величество, — и широко улыбнулся дану. — Ну, как успехи?

Дану радостно обернулась:

— Отлично! Ты нашел Артура?

— Ага. А вы как?

— Смотри, что вышло!

Мерлин уставился на ножны.

— Ух ты! — выдохнул он. — Какая архаика!

— Я и подумать не могла, что тождество может работать в обе стороны! — защебетала дану. — Не только Эскалибур ассоциируется с Артуром, но и наоборот! И вообще, смотри, как красиво выходит, с комплементарным набором образов работать гораздо легче!

Мерлин почесал бровь:

— А что, логично. Классическая пара. Анод-катод, все такое…

Джиневра начала раздражаться.

— Я все еще здесь, — ледяным тоном напомнила она. — Извольте или говорить по-человечески, или вести свои беседы где-нибудь за пределами моей головы.

Мерлин поднял вверх ладонь:

— Мы всего лишь восхищаемся.

— Смотри, — начала пояснять дану, — Экскалибур, доставшийся Артуру от Утера, это физически существующая вещь. Экскалибур, которым Артур пользуется в… — она поискала нужное слово… — в заколдованных местах — это информационный объект. Символ, выражающий волю Артура и его намерения. Он реален, но не имеет физического воплощения. И человеческому сознанию гораздо легче взаимодействовать с Аннуином именно таким способом. С помощью ярких образов. Точно так же, как меч выражает намерения Артура, ножны выражают твои собственные. Это комплементарные образы. Ясно, да?

Вот же наказание, подумала Джиневра.

— Еще раз, — сказала она. — Простыми понятными словами не длиннее двух слогов.

Мерлин опять поднял ладонь:

— Все просто. Мечу нужны ножны. У тебя они есть. Хочешь помочь Артуру — можешь их ему отдать.

Невозможно было понять, всерьез он или издевается.

— Прежде всего, — резко сказала Джиневра, — я хочу, чтобы вы оставили нас в покое и не таскали Артура черт знает куда. Людям не место в Аннуине.

Мерлин покачал головой:

— Аннуин включает в себя весь мир. И Камелот тоже. — Он сделал шаг и навис над ней. — Все, что ты видишь, все, с чем ты взаимодействуешь каждый день — это тоже Аннуин. От него нельзя сбежать. От него нельзя укрыться. Нельзя перестать быть частью тварного мира. Нельзя перестать выбирать. Можно только выбрать правильно.

По спине у Джиневры прошел холодок. Вздор, подумала она. Я сплю.

— Ладно, — сказала она. — Хорошо. Я хочу помочь ему.

Мерлин вынул из кармана клубок, бросил на землю — и он покатился, разматываясь в тропу. Тропа была черная, антрацитовая, и в ней, как в ночной реке, дрожали звезды, которых не было над ней сверху.

— Вам туда, Ваше Величество, — сказал Мерлин.

Джиневра поджала