Читать книгу "Монстры и волшебные существа: русские сказки и европейские мифы с иллюстрациями Аны Награни - Александр Николаевич Афанасьев"

разрывает железными когтями.

Имя этого кота образовано от глагола «баять», которое традиционно толкуется как «говорить, рассказывать», но более правильно здесь употребить глагол «сказывать», то есть «говорить особым, напевным языком». Кстати, отсюда происходит и слово «байка» в значении колыбельной песни, ведь колыбельные исполняются в особой манере, призванной усыпить ребенка.

Вообще, сон в русской традиции рассматривался как особое магическое действие, позволяющее человеку проникнуть в иной мир. Именно такими путешествиями в иномирье наши предки объясняли сны, которые видит человек. А существа, способные управлять сном, в народном сознании наделялись особым могуществом. В русской традиции такими животными были коты: чтобы младенец хорошо спал, ему в люльку запускали питомца; считалось, что кошка своим мурлыканьем усыпляет людей; этим важным делом коты и кошки также заняты и в колыбельных песнях.

Кот Баюн тоже управляет сном, но, в отличие от добрых котиков из колыбельных песен, колдовство Баюна серьезное, и сон, который он напускает на людей, – смертный.

Баюн обитает за тридевять земель, в глухом непроходимом лесу. В ряде случаев он сидит на высоком железном столбе, вокруг которого раскиданы кости усыпленных и убитых им людей. Однако чаще он живет в избушке Бабы-яги, где усыпляет пришедших к ней добрых молодцев. Скорее всего, соединение этих двух персонажей – явление позднее, но вполне логичное. Яга является проводником в царство смерти, а Баюн приносит смерть своим голосом.

Однако, если герою удается победить Баюна и не уснуть под его волшебные напевы, кот становится послушным, помогает герою советами и даже может пойти с ним в его мир, чтобы вполне безобидно развлекать людей песнями и сказками, а также успокаивать и укладывать спать кричащих младенцев, становясь тем самым котиком из колыбельных песен.

Поди туда – не знаю куда, принеси то – не знаю что

Жил-был некоторый купец, весьма богат, имел при себе сына на возрасте. Вскоре купец помер. Оставался сын с матерью, стал торговать, и пошли его дела худо: ни в чем-то ему счастья не было; что отец три года наживал, то он в три дня терял, совсем проторговался, только и осталось от всего богатства – один старый дом. Знать, уж такой бездольный уродился! Видит добрый молодец, что жить и питаться стало нечем, сел под окном на лавочке, расчесал буйну голову и думает: «Чем мне кормить будет свою голову и родную матушку?» Посидел немного и стал просить у матери благословения. «Пойду, – говорит, – наймусь к богатому мужику в казаки». Купчиха его отпустила.

Вот он пошел и нанялся к богатому мужику – на все лето порядился за пятьдесят рублев; стал работать – охоты хоть много, да ничего не умеет: что топоров, что кос приломал, привел хозяина в убыток рублев на тридцать. Мужик насилу додержал его до половины лета и отказал. Пришел добрый молодец домой, сел на лавочку под окошечко, расчесал буйну головушку и горько заплакал: «Чем же мне кормить будет свою голову и матушкину?» Мать спрашивает: «О чем, дитя мое, плачешь?» – «Как мне не плакать, матушка, коли нет ни в чем счастья? Дай мне благословение; пойду, где-нибудь в пастухи наймусь». Мать отпустила его.

Вот он нанялся в одной деревне стадо пасти и рядился на лето за сто рублев; не дожил и до половины лета, а уж больше десятка коров растерял; и тут ему отказали. Пришел опять домой, сел на лавочку под окошечко, расчесал буйну головушку и заплакал горько; поплакал-поплакал и стал просить у матери благословения. «Пойду, – говорит, – куда голова понесет!» Мать насушила ему сухарей, наклала в мешок и благословила сына идти на все четыре стороны. Он взял мешок и пошел – куда глаза глядят; близко ли, далеко ли – дошел до другого царства. Увидал его царь той земли и стал спрашивать: «Откуда и куда путь держишь?» – «Иду работы искать; все равно – какая б ни попалася, за всякую рад взяться». – «Наймись у меня на винном заводе работать; твое дело будет дрова таскать да под котлы подкладывать».

Купеческий сын и тому рад и срядился с царем за полтораста рублев в год. До половины года не дожил, а почти весь завод сжег. Призвал его царь к себе и стал допытываться: «Как это сделалось, что у тебя завод сгорел?» Купеческий сын рассказал, как прожил он отцовское имение и как ни в чем таки ему счастья нет: «Где ни наймусь, дальше половины срока не удается мне выжить!» Царь пожалел его, не стал за вину наказывать; назвал его Бездольным, велел приложить ему в самый лоб печать, ни подати, ни пошлины с него не спрашивать и, куда бы он ни явился – накормить его, напоить, на ночлег пустить, но больше одних суток нигде не держать. Тотчас по царскому приказу приложили купеческому сыну печать ко лбу; отпустил его царь. «Ступай, – говорит, – куда знаешь! Никто тебя не захватит, ничего с тебя не спросят, а сыт будешь». Пошел Бездольный путем-дорогою; куда ни явится – никто у него ни билета, ни пашпорта не спрашивает, напоят, накормят, дадут ночь переночевать, а наутро со двора в шею гонят.

Долго ли, коротко ли бродил он по белу свету, случилось ему в темный лес зайти; в том лесу избушка стоит, в избушке старуха живет. Приходит к старухе; она его накормила-напоила и добру научила: «Ступай-ка ты по этой дорожке, дойдешь до синя моря – увидишь большой дом; зайди в него и сделай вот так-то и так-то». По сказанному, как по писаному, пустился купеческий сын по той дорожке, добрался до синя моря, увидал славный большой дом; входит в переднюю комнату – в той комнате стол накрыт, на столе краюха белого хлеба лежит. Он взял нож, отрезал ломоть хлеба и закусил немножко; потом взлез на печь, заклался дровами, сидит – вечера дожидается.

Только вечереть стало – приходят туда тридцать три девицы, родные сестрицы, все в один рост, все в одинаковых платьях и все равно хороши. Большая сестра впереди выступает, на краюху поглядывает. «Кажись, – говорит, – здесь русский дух побывал?» А меньшая назади отзывается: «Что ты, сестрица! Это мы по Руси ходили да русского духу и нахватались». Сели девицы за стол, поужинали, побеседовали и разошлись по разным покоям; в передней комнате осталась одна меньшая, тотчас она разделась, легла на постель и уснула крепким сном. Тем временем унес у нее добрый молодец платье.

Рано поутру встала девица, ищет, во что бы одеться: и туда и сюда бросится – нет нигде платья. Прочие сестры уж давно оделись, обернулись голубками и улетели на сине море, а ее одну покинули. Говорит она громким голосом: «Кто взял мое платье, отзовись, не бойся! Если ты старый старичок – будь мой дедушка, если старая старушка – будь моя бабушка, если пожилой мужичок – будь мой дядюшка, если пожилая женщина – будь моя тетушка, если же молодой молодец – будь мой суженый». Купеческий сын слез с печки и подал ей платье; она тотчас оделась, взяла его за руку, поцеловала в уста и промолвила: «Ну, сердечный друг! Не время нам здесь сидеть, пора в путь-дорогу собираться, своим домком заводиться».

Дала ему сумку на плечи, себе другую взяла и повела к погребу; отворила двери – погреб был битком набит медными деньгами. Бездольный обрадовался и ну загребать деньги пригоршнями да в сумку класть. Красная девица рассмеялась, выхватила сумку, вывалила все деньги вон и затворила погреб. Он на нее покосился: «Зачем назад выбросила? Нам бы это пригодилося». – «Это что за деньги! Станем искать получше». Привела его к другому погребу, отворила двери – погреб был сполна серебром навален. Бездольный пуще прежнего обрадовался, давай хватать деньги да в сумку класть; а девица опять смеется: «Это что за деньги! Пойдем, поищем чего получше». Привела его к третьему погребу, что весь золотом да жемчугом навален: «Вот это так деньги, бери, накладывай обе сумки». Набрали они золота и жемчуга и пошли в путь-дорогу.

Близко ли, далеко ли, низко ли, высоко ли – скоро сказка сказывается, не скоро дело деется – приходят в то самое царство, где купеческий сын на заводе жил, вино курил