Читать книгу "Бедная Лиза - АНОНИМYС"

никуда не мог, но и снаружи тоже не появился. Железнодорожники осмотрели весь тоннель и прилегающую территорию, но из всего поезда отыскались только два пассажира, притом осатаневших от страха. Пассажиры эти заявили…

– Дай угадаю, что именно там случилось, – перебил его Загорский, по-прежнему не отрываясь от чтения. – Незадолго до горы, через которую шел тоннель, эти двое вышли в тамбур покурить. Когда поезд стал подъезжать к тоннелю, вокруг сгустился туман – белый или багровый. Курильщики испугались до такой степени, что прямо на ходу соскочили с поезда и потому остались живы. Поезд же с остальными пассажирами въехал прямо в тоннель, и их так и не нашли. Да, и еще. Вскорости после этого поезд-призрак из нескольких вагонов наблюдали в разных местах по всей Европе, а, может быть, и по всему миру.

Помощник насупился: господин явно морочит ему голову, он наверняка уже читал об этом в газете. Действительный статский советник только головой покачал – нет, не читал, однако угадать обстоятельства этой истории было несложно: все подобные байки сшиты по одному лекалу. Их придумывает досужая публика, которой в жизни не хватает острых ощущений.

– Это не выдумки, это писали в газете, – парировал Ганцзалин.

– Все газеты – рассадник злонамеренного и бесстыжего вранья, – холодно отвечал Нестор Васильевич.

– Тогда зачем вы их читаете? – удивился помощник.

– Ищу в навозе новостей жемчужные зерна правды, – и действительный статский советник отложил в левую стопку последнюю прочитанную газету.

– И что вы нашли в этот раз? – спросил Ганцзалин.

– Не очень много, – сухо отвечал Загорский. – Последние новости касательно «Джоконды» говорят не так о самом происшествии, как живописуют картину современных нравов. В частности, французские газеты утверждают, что картину по личному указанию канцлера украли немецкие шпионы.

Помощник воззрился на господина с недоумением: это еще зачем?

– Бог его знает, – пожал плечами Нестор Васильевич. – Хотя газеты уверены, что кража была произведена, чтобы унизить французов. Немцы, естественно, за ответом в карман не полезли и обвинили галлов в том, что это они сами у себя украли картину, чтобы устроить антинемецкую провокацию. Не обошлось, разумеется, и без еврейского заговора. Газета «Аксьон франсез» в своей передовице настоятельно рекомендует всем добрым гражданам искать похитителей среди сомнительных космополитов, посещавших салон мадам Стенель. Сии подозрительные космополиты суть Пабло Пикассо и два примкнувших к нему еврея – Амедео Модильяни и Хаим Сутин. Статейку эту накропал некий Леон Доде и дал ей весьма дурно пахнущее название: «Лувр ожидел».

– Что это значит? – удивился Ганцзалин.

Загорский поморщился. По мнению мсье Доде, Лувр стал филиалом гетто. Его директор Теофиль Омоль – ставленник черной банды еврейских спекулянтов и фальсификаторов, которые раскинули свои тенета по всей Франции. Они уже разграбили церковные ценности и теперь накинулись на Лувр.

– Я страшно далек от евреев, но даже я понимаю, что это чушь собачья, – откровенно сообщил Ганцзалин.

Действительный статский советник вздохнул: не все такие понятливые, как его помощник. Широкую публику хлебом не корми, дай только слопать какую-нибудь газетную мерзость. Впрочем, не всегда виноваты только газеты, иной раз повод для пересудов разные публичные персоны дают сами. Так, например, вскоре после исчезновения «Моны Лизы» ответственность за кражу взял на себя итальянский писатель Габриэле д’Аннунцио.

– Совесть заела? – спросил помощник.

– Тщеславие, – коротко отвечал Нестор Васильевич. – В 1899 году он написал пьесу «Джоконда». Насколько мне известно, по мотивам этой пьесы режиссер Луиджи Маджи снимает фильм. Таким образом, фальшивая явка с повинной д’Аннунцио – всего лишь рекламный трюк. Хотя я в педагогических целях посадил бы его в кутузку на пару недель – литератор должен отвечать за свои слова.

Действительный статский советник помолчал, глядя в окно.

– Кстати сказать, уже появились доброхоты, желающие вернуть «Мону Лизу» в Лувр и получить причитающиеся им 65 тысяч франков, – вдруг сказал он, лукаво покосившись на помощника.

Ганцзалин всполошился: неужели картину нашли?

– Конечно, нет. Просто мелкие мошенники пытались под видом оригинала всучить газетчикам копию, между нами говоря, довольно низкого качества и написанную не на досках даже, а на холсте.

– Дураки, – с облегчением сказал Ганцзалин. – У них даже не хватило ума узнать, как выглядит настоящая «Мона Лиза».

Действительный статский советник отвечал, что люди вообще обычно руководствуются не здравым смыслом, а порывами, никак не соотнося свои желания с реальной действительностью. Была у кого-то репродукция «Джоконды», так почему бы не попытаться выдать ее за оригинал?

– Впрочем, – добавил он задумчиво, – среди всех этих вопиющих глупостей появился неожиданный, хотя и несколько диковинный сюжет. Газеты говорят о некой шайке радикальных художников, которые воруют предметы искусства. Главарями шайки, по убеждению газетчиков, могут быть художник Пабло Пикассо и поэт Аполлинер. У них нашли иберийские статуэтки V века до нашей эры, которые эти почтенные господа якобы похитили в Лувре. Полиция полагает, что они планировали крупные кражи, и чтобы понять, насколько хорошо охраняется музей, для начала выкрали небольшие статуэтки. Статуэтки тогда так и не нашли, да, собственно, их и не искали, и это убедило друзей в том, что можно красть из музея мешками и при этом оставаться совершенно безнаказанным. Следующей их целью, по мнению полицейских, как раз и стала наша бедная Лиза.

– А почему именно она? – заинтересовался Ганцзалин.

– Тут, я полагаю, две причины. Во-первых, картина весьма ценная – все же это ни много ни мало Леонардо да Винчи. С другой стороны, она не слишком известна широкой публике. Возможно, воры надеялись тихо перевезти ее через границу и сбыть каким-нибудь американским толстосумам в Новый свет. Однако, вероятно, им это не удалось – то, что картина украдена, обнаружили очень скоро. Как считает полиция, почуяв запах жареного, Аполлинер и Пикассо попытались избавиться от изобличающих их улик, то есть от иберийских статуэток. В этом деле у них обнаружился сообщник, журналист и поэт Андрэ Сальмон. Он, кажется, не участвовал в самом похищении, но у него эти самые статуэтки хранились. Таким образом, сейчас в отношении всех этих господ начато следствие.

Ганцзалин присвистнул. Чтобы в Китае культурный человек украл чужую картину – вещь совершенно невозможная. От веку заведенный порядок состоит в том, что художники пишут картины, а не воруют их.

– По-разному случается, – сдержанно заметил Загорский. – У парижской богемы своя специфика; если определять ее одним словом, я думаю, тут лучше всего подошло бы русское словечко «озорники». Однако это слово прошло достаточно большой путь. Когда-то про разбойников и душегубов, промышлявших в русских лесах, тоже говорили, что они озоруют. Теперь слово «озорство» чаще означает безобидные, почти детские шалости. Вопрос: как далеко могло пойти озорство поэта Аполлинера