Читать книгу "Любовное приключение - Александр Дюма"

«Нет ничего плохого в том, если вы встречаете священника, когда он вам нужен, — проговорил капитан, — но если он вам не нужен, тогда другое дело».

«И вы верите в то, что этот священник принесет нам несчастье?»

«Или вам, или вашим планам».

«Лично у меня нет никаких планов. Доказательством тому — то, что я хотел ехать в Амальфи или Сорренто, а еду в Палермо. Стало быть, — добавил я, смеясь, и повернулся к Марии и Фердинану, — это предостережение для тех, у кого планы есть».

Фердинан принялся напевать арию из оперы «Немая из Портичи»:

Небо красиво, море прекрасно…

Это вполне могло рассматриваться как ответ, ничуть не хуже любого другого. И мы продолжили наш путь в порт.

Наша маленькая сперонара грациозно покачивалась на воде. Экипаж, состоявший из десяти матросов и одного юнги, сына капитана, ждал нас, облаченный в праздничную одежду. Четверо из них стояли у концов сходен, спущенных с борта на берег, сделав для нас расположенные с двух сторон перила из пары весел.

Мария прошла первой. Я заметил, что она была очень бледна и ее рука, опиравшаяся на импровизированные перила, сильно дрожала.

Фердинан шел за ней, легкий и очень веселый.

Я шел последним, размышляя о предсказаниях капитана. Я спрашивал себя, какому же плану может помешать эта злополучная встреча со священником. Перебрав мысленно все, что я собирался предпринять и что могло бы сорваться, я успокоился на том, что это предзнаменование меня совершенно не касается.

Сходни втянули на судно, подняли якорь.

Матросы сели за весла, затянув какую-то бесконечно приятную песню, и мы заскользили по лазурному морю.

Легкий бриз был как раз кстати, и особенно потому, что можно было наблюдать, как медленно и величественно исчезает Неаполь. Капри, утонувший в утреннем солнце, казался светящимся облаком, в то время как слева от нас вырисовывались изящные очертания береговой линии Кастелламаре.

Было одиннадцать часов утра.

«А как насчет завтрака?» — внезапно воскликнул Фердинан.

«Как, — спросила Мария, — вы не позаботились о питании?»

«Я нет, а разве капитан не запасся провизией?»

«Вот сумасшедший!» — воскликнула Мария.

«Да нет, влюбленный, сударыня, — сказал я. — К счастью, я был более предусмотрительным, чем Фердинан».

«Это доказывает, — засмеялась Мария, — что вы и не сумасшедший, и не влюбленный».

«И, к счастью, не только для меня, но и для всех, — произнес я, поклонившись. — Если бы я был подвержен одной из этих болезней в той же степени, что и наш друг Фердинан, мы бы точно умерли с голоду».

«Ах, — заметил Фердинан, — надо жить любовью!»

«Да, конечно, — заметил я, — но каково видеть, как влюбленные питаются только амброзией и пьют нектар… Кстати, друг мой, — продолжал я, сделав знак одному из матросов, исполнявшему обязанности повара: по моей просьбе он принес огромную корзину, — вы вольны питаться любовью и ограничиться ролью зрителя. Что же касается госпожи Д., то она призналась, что желания желудка удерживают ее на грешной земле, и я с готовностью предлагаю ей кусок этого пирога или крылышко этой индейки. Пьетро, принесите вторую корзину. Вторая корзина, мой друг, вещь еще более презренная для влюбленного, чем индейка или пирог: это бордо, довольно посредственный лароз. И на вашем месте я бы к нему даже не притронулся».

«Ну вот еще! — проворчал Фердинан. — Если вы будете есть, я тоже поем».

«Да, чтобы доставить нам удовольствие; но все же сознайтесь, что вы голодны».

«Нет же, честное слово, это вы заставили меня об этом думать».

Мария отведала корочку пирога и крылышко индейки, почти не прикасаясь к ним зубами, и выпила бордо, едва смочив губы в стакане. Она обладала удивительной способностью женщин съедать примерно столько же, сколько мужчины, делая при этом вид, будто ни к чему не притронулась.

Фердинанд тем временем быстро истреблял съестные припасы.

Как видно, начало путешествия не соответствовало тем неприятным предсказаниям, о которых говорил капитан. Дул попутный ветер, наше судно делало два льё в час, а поскольку мы шли в открытое море, то ветер усиливался и казалось вполне вероятным, что мы пойдем еще быстрее.

Но, вопреки этому предположению, которое высказал сам капитан, к вечеру ветер ослабел и скорость нашего маленького судна заметно уменьшилась.

Мы занялись приготовлением ко сну.

Сзади сперонара была оборудована своего рода навесом; он был сделан из круглых дуг, тянущихся от одного борта к другому и покрытых навощенной тканью. Первоначально планировалось, что под этим навесом будет моя спальня. Предполагая путешествовать в одиночестве, я распорядился принести сафьяновый матрас, лучший из матрасов в условиях жарких стран: он остается всегда прохладным.

Однако, когда я подумал о том, что, по всей вероятности, путешествие продлится четыре или пять дней и столько же ночей, то увеличил свое снаряжение на два матраса.

Затем я попытался как можно корректней выяснить у Фердинана степень его близости с Марией. Результаты беседы с ним делали честь замечательной артистке. Тогда было решено, что вечером мы будем вытаскивать два из трех матрасов из-под навеса. Фердинан и я будем спать на палубе, в то время как каюта останется в полном распоряжении Марии.

Занавески, скользившие по металлическому карнизу, составляли единственную преграду на пути в это святилище, которое наша общая уважительность охраняла лучше, чем железные ворота Дербента.

Наступала ночь, и мы, следуя нашему плану, вытащили два наших ложа на палубу. Но ночь была настолько великолепна, столько звезд усыпало небо и отражалось в море, что грех было, как говорят неаполитанцы, закрывать глаза.

И мы сидели на палубе, раскрыв их от удивления.

У одного из матросов было что-то наподобие гитары с тремя струнами. Мария взяла ее и запела.

Через пять минут капитан и матросы кружком сидели вокруг нас. Через десять минут они с восхитительной музыкальной способностью, присущей южанам, уже хором повторяли припевы песен или арий, которые пела Мария.

Неожиданно Мария сыграла и спела, не предупредив и без всякого перехода одну из наиболее популярных сальтарелл.

Весь экипаж воспринял это дружными криками. В течение нескольких минут почтение сдерживало наших мужчин, и они ограничивались тем, что переступали с ноги на ногу. С этого балансирования они перешли на топот, а после топота начались танцы.

Через четверть часа танцевали все. В них действительно участвовали все, ведь танцы у южан поставлены неведомым великим балетмейстером, который, вероятно, предвидел, что наступит время, когда не будет хватать женщин.