Читать книгу "Медь - Anzholik"

понимаю, что рядом в кресле, буквально в метре — не Мадлен, очевидно — не Элкинс.

— Если тебе нужен завтрак или душ, хотя насчет первого не советую, то стоит поторопиться. У нас времени около трех часов, в течение которых мне нужно влить в тебя два литра раствора. А после мы выезжаем. Отказ, как и, в принципе, вообще твое мнение на этот счет не спрашивается. И я думаю, ты понимаешь почему.

— Душ. — Хрипло выдавливаю и позорно сбегаю. Способность обдумывать и действовать здраво еще, что логично, не вернулась. Наркотики из крови за столько времени банально испариться не могли. В таком количестве, в каком я ими закинулась, почти до передоза, так и подавно.

Руки дрожат невыносимо, сон под ударной дозой и отключка сознания, как такового, едва ли не худший из раскладов, и так как понять, сколько часов из прихода выпало на этот промежуток, я не могу, приходится ориентироваться по общему состоянию. А то паскудное донельзя.

Еще и Франц. Он не сказал ничего сверх того, что мог бы, на самом деле. Спокойный, нечитаемый совершенно, без очевидного осуждения, обиды или чего-то в этом роде на дне вишневого взгляда, тот просто показался каким-то уставшим. То ли от ситуации, то ли от бодрствования определенный отрезок времени, то ли просто из-за последних событий, из которых я могла спокойно выпасть, или тонкости творящегося дерьма на базе тупо не знать.

То, что он является одним из приближенных к руководящей верхушке, понятно даже неискушенному новичку с первого же взгляда. То, что не прост и это очень мягко сказано — тоже.

Вода же для чувствительной кожи не ласка — пытка. Не получается слишком долго настроить необходимую температуру, после уже я с трудом открываю и гель для душа, и шампунь, и кое-как вообще умудряюсь умыться, почистить зубы, кривясь от привкуса искусственной мяты и пощипывающих от плохо смытой косметики глаз. Волосы вытирать нет сил ни моральных, ни в руках, потому, просто намотав полотенце на голову, послушно возвращаюсь в постель. Стараясь не встречать его прямой взгляд, подставляю руку под острую иглу, готовая к вливанию необходимых препаратов.

Стыдно ли мне? Нет. Моя жизнь — мои правила и мое же право, что с ней делать.

Неудобно ли? Я не звала его, понятия не имею, что он здесь делает и приезд, очевидно, выбор его — не мой.

Нравится ли мне подобный расклад? И да, и нет.

С одной стороны приятна забота, пусть даже я и обманываюсь, а происходящее ей не является от слова «совсем». Обманываться в данном случае приятно. С другой же… показывать свои слабости настолько красноречиво и сразу же после тех, возможно, совершенно лишних откровений ранее — такое себе удовольствие. Но вряд ли я способна разочаровать его больше, чем разочаровала уже. Если он вдруг и правда разочарован. Если же ему все равно и вопреки всему пиздецу, что я творила, творю и вероятно творить продолжу… То это совсем другой разговор. И в данный момент осмыслить нормально важность происходящего — я не способна, в силу того, что мозги работать отказываются. Полностью.

Хочется спать, немного мутит и безумно сильно сушит, но боюсь, что если выпью еще воды, то меня просто ей же стошнит. Интоксикация в виду неправильно проведенного времени после принятия наркотика началась слишком быстро. Виной тому и препарат, который сейчас проникает в мою кровь, в попытке очистить от «синтетического счастья» куда быстрее, чем это бы случилось естественным образом.

— Как ты себя чувствуешь? — Поглаживает бороду, что я вижу периферическим зрением, упрямо пялясь перед собой.

Все же немного стыдно, немного неудобно, чутка дискомфортно и накрывает какой-то блядской плаксивостью, потому что глаза начинают слезиться, то ли от вопроса, то ли из-за того, что запрещаю себе моргать.

Со мной сейчас говорит профессионал или небезразличный ко мне мужчина? Вопрос почему-то первостепенной важности. Который я не задам.

— Размазано, — хриплю безбожно. Сглатываю пару раз, чтобы задушить прорывающийся кашель. Моргаю. Слабо пытаюсь убедить себя, что нахожусь в комнате одна, но то ли потому что слабо, то ли потому что откаты уже идут, убеждение не срабатывает. — Почему ты здесь?

— Тебе нужна была помощь.

— И попросила тебя об этом?.. — Хоть сам господь бог, главное, чтобы не я.

— Мадлен. — От ответа и легче/проще и хуже в разы, чем если бы инициатива была моя или его. То, что подруга решила подключить вот такую артиллерию, в попытке вернуть меня в реальный мир, означает, что либо я серьезно перебрала, хоть и рассчитывала дозу. Либо что-то в моем состоянии подсказало ей, что именно этот мужчина поблизости окажет терапевтический эффект. Либо Фил просто не смог. Хотя в нашем последнем с ней разговоре, и судя по скрытым сигналам, из этой парочки, именно хмурый и серьезный Док нравится ей куда больше. — Выпей еще воды, — подносит к моим губам стакан, обдавая концентрированно пряным запахом своего тела. И такого вкусного, такого соблазнительно прекрасного тепла. А я продрогла до самых костей, то ли из-за отходняков, то ли без него. Не понимаю, но тянусь как-то интуитивно ближе, а он и не уходит. Присаживаясь рядом.

— Меня стошнит.

— Значит — стошнит, тебе нужна жидкость, чтобы вывести препараты быстрее.

— Называй вещи своими именами — наркотики.

— Смысл от сказанного изменился? — Приподнимает бровь, когда встречаемся взглядом.

Крыть нечем. Спорить нет ни сил, ни желания, я просто выпиваю чертову воду и прячу лицо где-то в районе его ребер. Борюсь и с тошнотой, и с собственной разбитостью. Тело непрозрачно намекает на то, что подобные приключения ему не очень по вкусу. И как бы ни было мне хорошо ночью, сейчас мне ровно настолько же плохо. Потому что главное правило наркомана — не допускать вот таких откатов без подпитки. Ты либо постоянно понемногу продляешь кайф, не давая себе упасть в отходняки, либо мучаешься, очищаясь, а потом все по новой. И так по кругу раз за разом, потому что иначе уже не выходит. Иначе не получается, и если откровенно — не хочется.

Искаженная реальность привлекает своей ненатуральной легкостью. Возможностью уйти от себя и проблем, что снежными комьями падают сверху на голову. В такие моменты из мыслей уходит гул, чувства неполноценности покидает, целостность обманчивая, но такая пленительная кажется почти реальной. И безумие, тихо шипя ядовитой змеей куда-то прячется, ровно настолько, насколько хватает действия наркотика.

Без этого жить можно, просто тускло и слишком бесцветно. Без этого жить, наверное, лучше, когда есть тот, кто возьмет