Читать книгу "Цицерон. Между Сциллой и Харибдой - Анатолий Гаврилович Ильяхов"

собой Мануция. Друзья трибунов попытались просочиться вслед, но не смогли, и после чего с опаской наблюдали за развитием событий со стороны.

Катон решительно приблизился к Метеллу и Цезарю. Они напряглись, не зная чего ожидать. Он же… занял кресло между ними. Толпа, наблюдавшая с придыханием снизу, зааплодировала, поддерживая любимца.

Метелл открыл собрание и тут же поручил секретарю огласить законопроект об ограничении полномочий Сената. При первых словах трибун Катон крикнул: «Вето!», означавшее прекращение дальнейшего обсуждения. Законопослушный секретарь замолчал. Метелл немедленно отобрал свиток и сам начал громко читать. Катон выхватил у него свиток, но Метелл начал говорить текст по памяти. Неожиданно Катон зажал ему рот рукой, после чего, по знаку Цезаря, гладиаторы набросились на трибуна, опасно размахивая мечами. Мануций вскинулся помешать, но его с силой бросили наземь. Друзья Катона и его сторонники наблюдали за происходящим, не предполагая, чем всё закончится…

По счастливому стечению обстоятельств во время потасовки на Форуме появился консул Мурена с положенными ему по закону двенадцатью вооружёнными ликторами. Оценив смертоубийственную ситуацию, он, сам храбрый воин, бросился выручать Катона. Его ликторы немедленно оттеснили гладиаторов, и Мурена сумел добраться до Катона. Прикрывая трибуна собой, втащил его, едва живого и оглушённого ударами, в храм Кастора, куда гладиаторы не отважились войти. Главное в этой истории заключалось в том, что несколько месяцев назад Катон привлекал к суду Мурену за преступление против закона.

На этом собрание не закончилось. Метелл с Цезарем решили, что противники потерпели поражение, и распорядились, чтобы принесли урны для голосования. Затем «призвали оставшийся народ свободно подавать голоса».

События этого страшного дня развивались следующим образом. Римляне, бежавшие утром с Форума, увидев, как их любимец Катон с риском для жизни борется за справедливость, одумались и вернулись. С криками негодования набросились на вооружённых мечами гладиаторов, несмотря на то что в руках у самих отсутствовали даже палки. Праведный народный гнев победил – гладиаторы бросились наутёк, а вместе с ними отступили Цезарь и Метелл.

Возбуждённые победой римляне добрались до храма Кастора, откуда вызволили едва не убитого Катона. От побоев и ушибов трибун едва стоял на ногах, но, пересилив себя, с помощью друзей поднялся на ростры и заявил оттуда уверенным голосом:

– Римляне, будьте тверды в своей правоте – и вы сокрушите любое зло!

Народ в восторге слушал бесстрашного трибуна. На другой день Метелл и Цезарь привели с собой на заседание в Сенат вооружённых людей, приверженцев и гладиаторов, что представлялось серьёзнейшим нарушением закона. У входа, затем в зале завязывались потасовки, грозившие кровопролитием. Заседание не состоялось, сенаторы поспешили разойтись по домам, но вскоре вернулись, облачённые в тёмные траурные одежды. Консулам немедленно вручили чрезвычайные полномочия, что дало право отрешить Метелла и Цезаря от государственных должностей и отправить «под домашнее сидение». Подумав, нарушители общественного спокойствия разумно «ушли в тень», подобно змее, накапливающей яд для смертельного броска…

* * *

Убедившись в посрамлении противников, Марк вернулся к тому, что считал своим непосредственным делом, к чему относился с любовью – к адвокатуре. Одним из значительных для него событий в этот период стал процесс Публия Корнелия Суллы, племянника умершего диктатора. Он обвинялся в том, что пять лет тому назад принимал участие в так называемом «первом заговоре Катилины», участники которого стали известны только сейчас. Цицерон неожиданно согласился на защиту, рассказывая всем, что ему как адвокату показалось «забавным» на этот раз представляться не государственным обвинителем. Он блестяще справился с поручением своего клиента, после чего друзья узнали, что Марк «занял» у Публия Суллы… два миллиона сестерциев! А вот отдал ли когда-нибудь долг – до сих пор никто не знает…

Глава пятая. Знакомство с Клодиями

Порочная красавица

Элитный район на Палатинском холме издревле осваивался богатой римской знатью, аристократами. Отсюда – незаурядная архитектура домов, привлекательные фасады, роскошная отделка и обустройство садов и рощ. В последнее время стали появляться собственники с невнятными родословными и подозрительными доходами. Старые домовладельцы с подозрением поглядывали на «новых римлян», игнорируя общение с ними и не теряя бдительности.

Марк Цицерон не был исключением, поселившись рядом с роскошными владениями Метелла Целера. Сосед не увлекался политикой, но прославился в должности народного трибуна, когда привлёк к суду предводителя всадников Эмилия Лепида за злоупотребления в должности пропретора Сицилии. Пути обоих пересеклись в процессе Гая Рабирия, которого защищал Марк Цицерон. Целер распустил Народное собрание – закон позволял, – предотвратив вынесение подкупленными судьями смертного приговора. В заговоре Катилины поддержал консула Марка Цицерона, отправившись с войском добровольцев блокировать горные проходы, чтобы помешать мятежникам перейти через Апеннины в Галлию. Но при встречах Метелл Целер особого дружелюбия к Цицерону не проявлял, пожалуй, из-за своей необщительности. С досады Марк написал Аттику: «…Метелл Целер не человек, а камень, кусок меди, совершеннейшая пустота…»

Марку нечасто, но приходилось видеть рядом с домом Целера молодую красавицу, его жену Клодию. «О ней говорил весь Рим». Супруг отдавал предпочтение тишине, душевному покою и домашнему уюту, а она любила ночную жизнь и шумное общество поклонников, которым виртуозно кружила головы. Появляясь на улице, красавица сразу оказывалась в окружении восторженных молодых людей, готовых отдать жизнь за счастливые мгновения с ней.

Клодия, в девичестве Клавдия Пульхра Терция, принадлежала к древнейшему патрицианскому роду Клавдиев, который со времен республики в каждом поколении давал Риму консулов, диктаторов и цензоров. Римляне с благодарностью поминают легендарного консула Аппия Клавдия, при котором появился первый водопровод, названный его именем, и дорога от Рима до Капуи – знаменитая Аппиева дорога. Оттого родня Клодии являлась частью высшего общества. Старшая сестра вышла замуж за консула Квинта Марция, младшая – за полководца Лукулла, сводная стала женой Гнея Помпея.

Метелл нередко отлучался по делам из Рима, в его отсутствие Клодия устраивала «поэтические вечера», превращавшиеся в шумные пирушки до глубокой ночи. В качестве «главного литературного десерта» хозяйка однажды представила гостям двадцатипятилетнего поэта – Гая Валерия Катулла, недавно прибывшего из Вероны, что в Цизальпинской Галлии. С её «легкой руки» он сразу стал любимцем аристократической молодёжи. Рассказывали, что Клодия любила посещать городской «Сад наслаждений» на высоком берегу Тибра, откуда наслаждалась зрелищем обнажённых молодых купальщиков. Приглянувшегося любовника брала на содержание, но часто продолжала принимать подарки от богатых поклонников.

Впервые Марк рассмотрел Клодию, когда появился в её доме вместе с Катуллом; поэт с восторгом отзывался о восхитительной хозяйке. В то время поэзией увлекались многие государственные деятели, политики, учёные и даже военачальники. Этим объясняется появление «сообщества свободных поэтов» в доме Метелла Целера. Цицерон тоже писал стихи и целые исторические поэмы. Несмотря на занятость, разносторонне образованный и общительный Цицерон посещал городские собрания поэтов, где участники обсуждали едкие эпиграммы на влиятельных в Риме людей, слушали и читали стихи, жарко спорили «о настоящем искусстве». Такое общение привлекало Марка ещё и тем, что в своих произведениях поэты стремились к миру и согласию между людьми, единству интересов граждан, а дружбу превозносили превыше всего.

Несмотря на разницу в возрасте – Катулл младше Марка на двадцать лет, – они сдружились, и ничего удивительного, что однажды Катулл признался, что у него есть возлюбленная, которую он нежно называл «моя Лесбия». Марк, пятнадцать лет как женатый, позавидовал поэту, пока друг не открылся, кого он называл Лесбией. Она не знаменитая поэтесса