Читать книгу "Котёнок на тропе войны - Юрий Артемьев"

пюре политое чем-то коричневым. Пюре водянистое, несолёное. А подливка — это склизкие кусочки чего-то мясного с жижицей. Кусок серого хлеба.

Съедаю всё без остатка. Даже корочкой хлеба вытер миску и тоже съел. Запиваю всё жидким, чуть подслащённым чаем. Хотя с чаем рядом напиток явно не лежал. Старый веник если залить кипятком… Примерно так же получится.

Девушку напротив меня тоже подняли. Она безучастно смотрела на всё происходящее. Я заметил, что обе руки у неё забинтованы от кисти к локтям.

Санитар поднимает её переводя в полусидячее положение. Санитарка ловко накормила её сама, присев на край кровати. Чая девчонка смогла выпить чуть больше полстакана. А потом поперхнулась и закашлялась. Санитарка прекратила попытки долить в неё остатки чая. Все миски и кружки были унесены из нашей палаты. Снова захлопнулась дверь. И опять мы с соседкой лежим молча, смотрим в потолок.

Ещё примерно через час нас выводили в туалет. Я шёл сам. Мою соседку вёл под руку один из санитаров. Он же и усаживал её на унитаз. Я всё сделал самостоятельно.

Через некоторое время настал приём лекарств. Опять та же санитарка. Но теперь санитар был только один. И как мне показалось другой. Те двое богатырей не пришли. Этот был более худым, хотя и тоже высоким. Не меньше метр восемьдесят. Да, нет. Высоким он казался для нынешнего меня. При моих полутора метрах роста, любой парень — высокий. Обычный рост, обычное телосложение. Это просто те двое были повыше и поширше… Не думаю, что у них такой большой штат санитаров. А это значит, что дневные сменились и заступила ночная смена.

Мне вручили две таблетки. Одну обычную белую круглую, а другую — цветную капсулу.

В приёме таблеток у меня богатый опыт и из прошлой, и уж из нынешней жизни. Запуская таблетки в рот, я загоняю их под язык. Запиваю водой, обильно глотая тёплую противную жижу. Меня даже не заподозрили в имитации употребления лекарств и оставили в покое. Я отвалился на подушку и закрыл глаза.

— А этой? — спросил санитар.

— Врач сказала не давать. Вчера переборщили, когда она себе опять вены грызла. Видишь! До сих пор лежит овощем.

— Ясно…

Глаза-то я закрыл, но слышать мне это не мешало. Стук закрываемой двери. Скрежет задвигаемой щеколды. Шаги по коридору. Снова тишина… Сплёвываю таблетки в ладонь, прячу под подушку. Больше вроде бы некуда. Сильные таблеточки. Серьёзные. У меня аж язык слегка онемел, особенно снизу, там где я прятал таблетки. Да. Неделя-другая и я тоже овощем буду лежать.

Думай, голова! Думай! Как отсюда свалить? Признаться, что я помню, как меня бил сотрудник милиции в звании сержант? Как вариант снова отвезут обратно в город. Будут вопросы задавать и всё по новой спрашивать. А кем представится? Ингой Котти или Александрой Котовой? Блин, не вариант… Сразу выйдут на мой интернат. То, что я не Котова могут сразу расколоть. А если представиться своим настоящим именем, то вернут в интернат. А там уже небось и пидорков мелких на чердаке нашли. Могут привязать одно к другому и… Да. Нет. На меня вряд ли подумают. Хотя все знали, что я с компанией Короля тусила вместе, а потом меня изнасилованную скинули с крыши… Да все наверняка знали про то, кто и как. А потом нет Толстого… Утонул. Нет Короля… Повесился…Блин. Тоже не вариант. Значит нельзя признаваться в том, что я всё помню. Помню и про Москву, и про Шую с ментами и гопниками. Что же делать?…

Правильно говорят, что никогда не бывает так плохо, чтоб потом не стало ещё хуже. Вот и у меня так. Сначала одно, потом другое. Плохие события влекут за собой ещё более плохие события. Это как лабиринт без выхода. Бег по кругу…

Прошло ещё примерно с час времени, а потом верхний свет погас. Осталась гореть только блёклая лампочка над дверью. Свету она давала мало, но в принципе всё было видно. Снова потянуло в сон. То ли от тяжёлых мыслей в голове, то ли от частичного проникновения в организм сильнодействующего лекарства с облизанных таблеток. Заснул. Сам не заметил как.

Странно. Но мне приснился сон… Странный сон. Очень странный сон. И будто и не сон вовсе…

Я снова маленький мальчик… Мальчик… Я лежу. Пожилые мужчина и женщина что-то говорят мне. Сначала он… А потом она… Почему я не понимаю этих людей? Я почему-то знаю. Что это мои родственники. Вот этот старик… Нет не старик. Просто ему много лет. Очень много. Но с виду — это крепкий мужчина. Очень крепкий. Я знаю, что он очень сильный… И он мой дед. Отец моего отца… Но тогда. Почему я не понимаю, что он говорит мне? Этот язык мне не знаком… Он не похож на те языки, которые я знаю. Я знаю русский. А ещё немного английский, в школе учил немецкий… Немного французский… Совсем немного слов из испанского и итальянского… А ещё я знаю несколько слов по-армянски и по-грузински. О, ещё вот в армии немного по-литовски научился болтать. Так, слегка, на бытовом уровне. В какой на хрен армии? Мне же сейчас лет пять или шесть не больше. Вона какая у меня маленькая ладошка. А дед рядом со мной такой большой, как великан… Но язык на котором со мной пытается разговаривать мой дед мне не знаком. Ни одного знакомого слова…

А потом бабушка… Да. Бабушка. Моя бабушка. Мама моей мамы. Но она тоже ведь не старая. А с виду, так и очень молодая. И красивая. Она тоже что-то говорит мне. Улыбается. Но я её не понимаю. Совсем не понимаю. Хотя по каким-то признакам мне хватает разумения понять, что бабушка говорит на другом языке. Не на том, на котором со мною пытался пообщаться дед. Но и этот язык мне не знаком. Он состоит из какого-то щебетания похожего на птичье.

А ещё я осознаю, что мы летим в космосе. Да, блин, в космосе. В далёком, на хрен, космосе. Я чем то болен. У меня на голове какой-то лечебный кокон. Но он не помогает. Я не понимаю своих родственников. И ещё я не помню, почему у меня болит голова, и что со мною случилось.

Не знаю почему. Но я не осознаю себя ни Ингой, ни Сашей. А кем я себя осознаю? Внуком вот этих двоих космонавтов? А может быть и астронавтов или тейконавтов. Нет. Вряд ли тейконавтов. Тейконавты ведь