Читать книгу "Похищенная с Земли - Мелина Боярова"

— Да заткнешься ты уже или нет! — стукнул по столу Макс как-то за завтраком и зло уставился прямо на меня.

— Ты, о чем? — вытаращилась удивленно. — Сен, может, ты объяснишь, чего он взъелся?

— а пилот резко подорвался, швырнул практически полный поднос еды в утилизатор и вылетел из столовой.

— Ты воешь, Ри, — поморщившись, пояснил инженер. Видный мужчина стал, между прочим. Толстяком уже язык назвать не повернется. — Мороз по коже каждый раз, когда его слышим. Так, собаки воют, когда чуют смерть хозяина.

— Смерть! — я дернулась, будто получила разряд ошейника. — Смерть здесь повсюду, и боль. Слышу ее, слышу, когда кто-то страдает и мучается. Странно только. думала, эта мелодия в голове только звучит. А это оно. напоминает о себе.

— Что, оно? — Сен жадно подался вперед. От профессора и остальных собратьев по несчастью также пахнуло любопытством.

— Не знаю и. не могу об этом распространяться, — пожала плечами.

— Это связано с теми исследованиями, что ведет лин Саймон? — уточнил Арт, и Тим согласно кивнул. Близнецы ни слова не упустили из нашего разговора, что не удивительно. Умом я понимала, что со мной творится что-то непонятное, но стоило об этом задуматься, как тут же накатывала головная боль под аккомпанемент поганой мелодии.

Собственно, по этой причине я ничего не ответила и прикусила губу, чтобы заглушить рвущийся наружу вой. Опустила голову и уставилась в полупустую тарелку. Желудок определенно сигнализировал, что голоден и готов съесть двойную порцию, а на деле — кусок в горло не лез. Та штука влияла на меня, а может, медленно убивала. Странно, от окружающих людей я чувствовала некий холод, словно они уже мертвы, только не подозревали об этом. Лин Саймон — тоже мертвец, как и члены экипажа, и остальные рабы. Разве что от Эда не ощущала подобного, но я с ним редко сталкивалась, хакер погряз в компах и не показывался в столовой, так что сложно судить. Удивительно, стоило вспомнить об угловатом пареньке, как ощутила невероятную потребность его увидеть.

— Чего пристали? — неожиданно вмешалась Сэта, — видите же, у нее крыша поехала.

Пусть это утверждение недалеко от истины, но я вспыхнула от обиды, выскочила из-за стола и убежала к себе. Об Эде благополучно забыла, бросив усилия на то, чтобы успокоиться и настроиться на рабочую смену.

— «Ри Мин, срочно явиться в закрытую секцию!» — ну вот и закончилась передышка, поступил вызов от вивисектора. Нехотя поднялась, пригладила отросшие на пару сантиметров волосы и отправилась по знакомому маршруту.

А там уже знакомый сценарий: медитация, давление на мозг со стороны непонятного пришельца и, как итог, реаниматор. Сегодня было больнее, чем обычно, хлынувшая из носа и ушей кровь тому подтверждением. Дак упоминал о внешнем контуре, который собирался приоткрыть, так что да — досталось сильно. Сам испытатель укрылся за толстым слоем брони и пси-щитами, встроенными в корпус блока. Меня-то никто не жалел, а вот себя любимого, утконос оградил от возможных последствий.

Плавая в бессознательности, — никак не получалось подобрать определение тому, что со мной происходило, когда я отлеживалась в медкапсулах, — размышляла о сути того, кто находился по ту сторону пси-барьера. Если подумать и представить, что в саркофаге обитает разумное существо, то его стремление уничтожить все вокруг — закономерно. Мои пси-способности заметно скакнули, и я уже не выносила местное общество. Чужие эмоции били не хуже кулаков или плетей. А то создание на порядок сильнее, значит, и восприимчивость выше. И да... в чем-то понимала и сочувствовала пришельцу, запертому в высокотехнологичном гробу и вынужденному сосуществовать с моральными уродами. Не знаю, откуда пришло это понимание, но. что, кроме людской боли и страданий оно слышало? Ничего! Похоть, измывательства над жертвами, мучения рабынь и рабов. Оно просто защищалось, как умело, отзеркаливая и транслируя внешние эмоции на тех, кто посмел приблизиться и обречь его на нескончаемую пытку. А я. я сама виновата, выплескивая страх и душевные терзания из-за невозможности что-либо изменить.

На следующем сеансе решила проверить теорию. Непросто это — думать о хорошем. Воспоминания ушли так глубоко, что казались чем-то нереальным. За пару месяцев успела позабыть о прошлой жизни. Здесь и сейчас — иного принципа в существовании раба не было по определению, потому что он не властен над собственной судьбой, зависим от прихоти и воли хозяев. Что осталось на Земле? Уютные вечера в компании с интересной книгой. Фимка, урчащий мурлыка, нагло вытесняющий меня с собственной кровати. Детские впечатления от первой поездки на море. Столько счастья и восторга, как это было тогда, я не испытывала после ни разу. Ласковые руки мамы, гладящие по волосам, а потом крепко прижимающие к себе. И твари, посмевшие все это отнять и испоганить!

Несдержанность и резкий переход от умиротворенного спокойствия к ненависти аукнулись нестерпимой мукой. Я взвыла на высокой ноте, когтями выцарапывая боль из головы. Билась в агонии, вытесняя одну боль другой, пока не пришло спасительное беспамятство.

— Что ты сделала? Что?! — не успела очнуться, как лин Саймон принялся выпытывать подробности. — Это невероятно! Внешний контур ты прошла, не заметив этого. Второй — до половины! Это прогресс, определенно! Так, что ты сделала?

— Я вспомнила, кем была раньше, — что-то утаить от вивисектора под прямым приказом физически не могла, а потому рассказала о каждом воспоминании. И от этого сделалось только хуже. Мне, естественно. Этой твари плевать, что мне дорого. Гад усадил под ментоскоп и вывернул каждую эмоцию, разматывая память, как катушку ниток. Прошелся по всему, что хранила как величайшую ценность, облапил грязными пальцами, обсмеял и выказал свое фи. Образно, конечно. Но ведь это только мое, личное. Пусть глупое и не имеющее никакого смысла для окружающих. Но мое! А теперь Дак даже то немногое, что бережно хранилось и лелеялось, отнял и растоптал.

Общение с хозяином вылилось в очередное лечение. Третий уровень ошейниковой терапии превращает в животное, действующее на голых инстинктах. Если бы я только могла... впилась бы зубами в глотку Дака и рвала бы, рвала из него куски, захлебываясь кровью и его страданиями. Но увы! Даже мысль, чтобы причинить вред свободному, отдавалось в каждой клетке тела зубодробительными ощущениями. Эта оранжевая дрянь на шее каким-то образом влияла на нервные окончания и стимулировала их самым неприятным и раздражающим способом. Свихнуться можно! Впрочем, я и так близка к этому.

В реаниматоре пациентам впрыскивался в кровь расслабляющий мышцы состав, чтобы случайными судорогами или неожиданной реакцией тела не разрушить лечебный эффект. По сути - наркоз, под воздействием которого больной засыпает и не чувствует того, что с ним происходит. В моем случае, ардопсимин — зло, изощренная пытка. Куда лучше было бы оставаться в беспамятстве, а очнуться уже здоровой. А я. я чувствовала тончайшие иголки манипуляторов, что вонзались в плоть, латали тело, скрепляли лопнувшие сосуды и сращивали внутренние ткани. Это давило на мозги, не давало желанного отдыха и приближало к необратимой грани безумия.