Читать книгу "Портрет обнаженной - Геннадий Сорокин"

– Ладно, черт с ним! Что толку переливать из пустого в порожнее? Ты кого из свидетелей успел допросить?

– Никого. Похороны же были, надо было дать людям от стресса отойти.

– Витя, ты Осмоловского почему не отработал? У него-то какой стресс? Бывшую любовницу убили? Вот траур-то! Она решила от него уйти, свою студию организовать, а он без нее в депрессию впал?

– Не успел я Осмоловского допросить, другие дела навалились.

– Всегда так! – в сердцах бросил я и вернулся к Мельниченко. – Если мы остались вдвоем, то какой смысл мне каждый день в городское управление приезжать? – спросил я. – Давайте я заберу все материалы по Каретиной и буду расследовать ее убийство у себя в отделе.

– Дельная мысль! – похвалил Мельников. – Только как на это начальство и прокуратура посмотрят?

– Начальник УВД сам Бойко забрал, а прокурор откуда узнает, каждый день мы встречаемся или только раз в неделю? Если возникнут вопросы, то их всегда можно по телефону решить.

Мельниченко посоветовался с начальником городского уголовного розыска и разрешил мне работать в своем отделе.

Вернувшись в Кировский РОВД, я решил злоупотребить служебным положением и привлечь к расследованию дела свой последний резерв – Ивана Горбунова.

– У меня нет другого выхода, – пояснил я. – Вдвоем с Айдаром мы это дело не потянем. Текущей работой будем заниматься так: у кого время есть, тот и работает на участке. А сейчас поговорим о детстве и юности. Айдар, ты где вырос?

– В Казахстане, – недовольно ответил Далайханов.

– Я вообще-то не о том спросил, но ответ принимаю. А ты, Иван?

– В поселке.

– Из ваших ответов я делаю вывод, что жизнь городского подростка для вас – темный лес. Как человек, выросший в областном центре, я проведу небольшой ликбез. В холодное время года городские подростки собираются в подъездах. Там они пьют вино, играют на гитаре, влюбляются, ссорятся, словом, живут своей обычной жизнью. Но у подъездов есть еще одна важная функция – это место, где парень предлагает девушке дружить. Обычно парень приходит к понравившейся девчонке и вызывает ее в подъезд поговорить. Разговор может продолжаться и час, и три часа, в зависимости от того, нравятся они друг другу или нет. Я как-то в восьмом классе почти четыре часа в подъезде проторчал, но ничего не добился. Продолжительность разговора часто зависит от настроения девушки. Она может часами флиртовать, а может сразу же послать воздыхателя куда подальше, но в подъезд хоть на минуту выйдет в любом случае. Отвергнутый влюбленный, как правило, на память о своем визите оставляет на видном месте надпись, посвященную девушке. У Каретиной в подъезде около почтовых ящиков нацарапано «Л – шлюха». Надпись нанесли в день убийства – уборщица еще не успела смыть следы известки на полу. Подъезд, где жила Каретина, чистый – ни окурков, ни спичек не валяется. А тут известка! Смысл понятен? В день убийства к Луизе приходил парень, она с ним поговорила минуты три, и он напоследок выплеснул свои чувства на стену. Этот парень живет с ней в одном доме или даже в одном подъезде. Иван, ты должен установить его.

– Вот так поручение! – озадачился Горбунов. – С чего ты решил, что он живет с ней в одном доме, а не в соседнем микрорайоне?

– Чистяков утверждает, что Луиза отсутствовала минуты две-три. То есть разговор у них был коротким: «Ты согласна дружить?» – «Нет» или «У меня родители внезапно уехали. Пошли ко мне!» – «Нет». Это разговор без продолжения. Если бы парень пришел «наводить мосты», он бы так быстро Луизу не отпустил, силой удержал бы ее в подъезде. А тут раз-два и разошлись. Теперь поставьте себя на место этого парня. Если бы он жил в соседнем доме, ему пришлось бы одеваться – на улице-то холодно – зима! На сборы нужно время, значит, это обдуманный поступок, который двумя словами не закончится. По надписи в подъезде и скоротечности встречи я делаю вывод, что некий паренек после демонстрации пришел домой, выпил и решил расставить точки над i. Обулся, добежал до соседнего подъезда, получил отказ, нацарапал ключами от квартиры надпись на стене и вернулся домой. Даже если моя версия ошибочна, ее надо проверить.

– Сделаю, – пообещал Горбунов.

– Теперь задача тебе, Айдар. В мединституте, в поликлинике или у черта на куличках узнай, в каком виде и где можно достать чистый морфин. Лично мне ничего, кроме ампул, на ум не приходит.

Отправив коллег работать, я позвонил Садыкову:

– Как успехи? Раскрыл Каретину? Нет еще? Странно, я думал, что убийца уже у тебя в кабинете сидит, показания дает. Федя, достань мне фотографии всех участников застолья. Где ты их возьмешь? Странный вопрос. Хочешь, я у начальника ОУР города спрошу, и он тебе подскажет, где фотки можно взять? Сам достанешь? Буду ждать.

Не успел я положить трубку, как в кабинет вошла Рита Самородова, секретарь комсомольской организации нашего РОВД.

– Андрей, надо подписать письмо в поддержку курса партии на искоренение пьянства и алкоголизма. Вот здесь подпись поставь, – она протянула мне ведомость, похожую на зарплатную.

– Не буду, – твердо заявил я. – Я считаю антиалкогольную политику в том виде, в каком ее проводят сейчас, ошибочной. Километровые очереди в винно-водочные магазины – это издевательство над народом.

– Андрей, о чем ты говоришь! Как может быть антиалкогольная программа партии ошибочной? Ты что, хочешь, чтобы народ продолжал спиваться, как в брежневские времена?

– Рита, а почему мы с тобой при Брежневе не спились? Кому надо, тот всегда спиртное найдет: бражку будет ставить, из клея «БФ» спирт добывать. А кто меру знает, тот каждый день причащаться не будет. Скажешь, не так?

– Подписывай письмо, – сухо, почти официально, сказала она.

– Не буду. Я считаю, что трудовой человек имеет право вечером в пятницу купить бутылку и выпить с друзьями или в кругу семьи.

– Лаптев, ты еще из комсомола не вышел. Ты еще год будешь в нашей организации на учете состоять, так что не своевольничай, делай, как все!

– Рита, тебе надо – ты и подписывай! Поставь за меня закорючку, и делу конец.

– Лаптев, – от комсорга отдела повеяло арктическим холодом, словно она решила насмерть заморозить меня, как Снежная королева мальчика Кая, – или ты подпишешь письмо, или я поставлю на бюро райкома вопрос о твоем антиправительственном поведении.

Я взял ведомость и нарисовал в графе напротив своей фамилии частокол изломанных линий, которые ни один здравомыслящий человек за подпись не примет.

– Вот видишь, как все просто, – похвалила Самородова. – Стоило выпендриваться, вольнодумца из себя строить? Партия всегда права. Или ты не согласен? Лаптев, ты что ухмыляешься?

– Рита, в школе я подписывал письмо американскому президенту в защиту Леонарда Пелтиера. Представь, я до сих пор не знаю, кто этот человек, что он совершил и как сложилась его дальнейшая судьба. Одно я знаю точно: если бы советники Джимми Картера шепнули ему, что вместо меня письмо в поддержку Леонарда Пелтиера подписала моя классная руководительница, то Картер на меня бы не обиделся.