Читать книгу "Валерий Легасов: Высвечено Чернобылем - Валерий Легасов"

Как-то мне попал в руки один американский журнал за 1985 г., в котором была статья, критикующая французов за активную попытку сотрудничества с Советским Союзом в области ядерной технологии. Предполагалось, что мы увеличим поставку Франции природного газа, в ответ на это французы поставят нам ядерную технологию, имея в виду роботы, которые бы способствовали проведению ремонтных работ, некоторое количество диагностических систем и целый ряд приспособлений, делающих технологию в реакторостроении и эксплуатации атомных станций более современной. Американский автор статьи критиковал французов, указывая, что этого не следует делать и по политическим, и по экономическим мотивам. В этой статье было четко и ясно написано, во-первых, что физика реакторов, физические основы атомной энергетики Советский Союз создал такие, как во всем мире, ни в чем не уступает Западу, но технологический разрыв осуществления этих технических принципов огромен, – и незачем французам помогать русским преодолевать этот технологический разрыв. Перед этой статьей была нарисована злая карикатура: на фоне полуразвалившейся градирни около атомной станции французский усатый моложавый специалист пытается с помощью указки объяснить, как надо строить градирни, русскому медведю, который положил палец в рот и с трудом понимает, что качество градирни имеет такое же неотъемлемое значение для качества атомной электростанции, как и сам атомный реактор. С этой карикатурой я бегал по разным кабинетам, показывал ее А.Г. Мешкову, Е.П. Славскому, А.П. Александрову, убеждая, что вопрос очень серьезный – разрыв между физическими представлениями о том, каким должен быть реактор, и качеством изготовления, например, топлива, и всей суммой технологических операций (многие из которых казались мелкими), которые практикуются на наших станциях. Ни в одном месте я не встретил понимания, даже наоборот. А.П. позвонил Кокошину, замдиректора Института США и Канады, и просил его написать антистатью, разоблачить американского автора в том смысле, что ничего подобного, что советская атомная энергетика находится на мировом уровне. И это несмотря на то, что в статье утверждалось, что советская атомная энергетика с точки зрения вводимых мощностей действительно находится на мировом уровне, что реакторные концепции, принятые в Советском Союзе, являются физически правильными и обоснованными, что советские специалисты-реакторостроители являются хорошими, – но технологическое обеспечение у этого сложного цикла является очень отсталым, поэтому слишком много людей работает на станции, много плохих приборов, много неточностей в работе обслуживающих систем и т. д. У Кокошина хватило мудрости или не хватило времени для того, чтобы эта статья не появилась – а если появилась бы, то как раз в чернобыльские дни.

Альтернативные реакторы и отповедь министерства

Однажды я слышал от Н.Н. Пономарева-Степного… Сегодня он первый заместитель директора по атомной энергетике, он занимался реактором высокотемпературным, гелийохлаждаемым, – и всегда мы рассматривали этот реактор как реактор, обладающий лучшими технологическими возможностями для народного хозяйства, имеющий более высокую температуру – значит, его можно использовать и в металлургии, и в химии, и в нефтепереработке, – рассматривали не как конкурента атомной электроэнергетике, а как дополнение к ней. Однажды в разговоре Н.Н. сказал, что реакторы ВВЭР и РБМК очень опасны, и ВТГР в этом смысле не дополнение, а альтернатива сегодняшней энергетике. От реакторщика я впервые услышал – правда, произнесенные в спокойной манере – слова о том, что современная атомная энергетика на ВВЭРах и РБМК в равной степени является опасной и требует принятия дополнительных серьезных мер.

По свойству своего характера я начал более внимательно изучать этот вопрос и кое-где занимать более активные позиции, говорить, что нужно следующее поколение атомных реакторов, более безопасных: реактор ВТГР или жидкосолевой реактор. Это вызывало в Министерстве исключительную бурю негодования, особенно у министра Славского, который чуть не ногами топал на меня, когда говорил, что это совсем разные вещи, что я неграмотный человек, лезу не в свое дело, и что совсем нельзя сравнивать один тип реактора с другим. Такая была сложная обстановка. Потихоньку работали над альтернативными реакторами, потихоньку добивались усовершенствования действующих и, что самое печальное, никак не могли наладить серьезного, объективного, научного анализа истинного положения дел, выстроить всю цепочку событий, проанализировать все возможные неприятности, найти средство избавиться от них. Пытался я создать, как уже говорил, лабораторию мер безопасности – потом она вошла в состав отдела безопасности атомной энергетики, где все было подчинено выработке нормативов, документов, процедур, улучшающих дело на сегодняшних атомных станциях, а до серьезной теории, серьезного анализа дело не доходило. Чем больше строилось атомных станций, тем все реальнее становилась опасность того, что где-то когда-то может произойти неприятность. Борьба с этими опасностями велась как борьба с каждым конкретным случаем. На какой-то станции выйдет из строя парогенератор – начинают приниматься решения по изменению конструкции парогенератора; конечно, рано или поздно добиваются улучшения ситуации. Потом еще что-то случится – на РБМК канал какой-нибудь разорвется, – начинается исследование: почему канал разорвался, в цирконии ли дело, в режиме ли эксплуатации станции, в каких-то других обстоятельствах. Улучшается качество производимого циркония, качество изготовления труб из него, улучшается режим эксплуатации, и успокаиваются до следующего случая. Мне казалось, что это не научный подход к проблемам безопасности атомной энергетики, но, опять же, в силу того, что мои профессиональные занятия находились в другой области, здесь я был как бы наблюдателем, интегрирующим всякого рода информацию, которую невозможно было обсудить в Министерстве абсолютно, потому что там привыкли к совершенно конкретным инженерным разговорам: изменить ту или иную технологическую систему, заменить сталь на сталь и др. Все попытки научного, последовательного подхода к этой проблеме никак не воспринимались.

Атоммаш и финская АЭС

Накануне чернобыльских событий так дело и развивалось, причем увеличивалось количество предприятий, которым поручалось изготовление различных элементов оборудования атомных станций. Стали строить Атоммаш, на нем появилось много молодежи. Как писала наша пресса, завод построен был очень неудачно. Качество специалистов, которым предстояло осваивать свои профессии, оставляло желать много лучшего. Все это было видно. Об этом комсомольцы, которые организовали при ЦК комсомола штаб, помогающий развитию атомной энергетики, много документов писали, это было видно на станциях. Особенно я был огорчен после посещения нескольких западных станций, особенно когда посмотрел станцию Ловииса в Финляндии. Это станция, построенная по нашей идеологии, – наша, собственно, станция; строили ее финские строители, только выбросили нашу систему автоматизированного управления и поставили канадскую, целый ряд технологических средств наших были исключены из эксплуатации и поставлены либо шведские, либо свои собственные. Порядки, заведенные на этой станции, резко отличались от наших, начиная от внешнего порядка. Обучение на станции шло на нормальном тренажере, весь персонал проходил периодическое обучение, разыгрывал возможные ситуации, которые могут быть на реакторе. Поразило меня время, за которое на этой станции осуществлялась перегрузка. Персонал станции имел 45 человек штата, которые занимались операцией подготовки перегрузки. Они планировали, кто должен участвовать в перегрузке из людей, не работающих на станции, подбирали персонал, договаривались о времени, об инструменте, о последовательности проводимых операций. Велась примерно в течение полугода очень тщательная разработка процедуры перегрузки. Сама перегрузка занимала 18–19 дней, в то время как у нас она занимает месяц-полтора-два. Зато на всех оперативных постах количество персонала существенно меньше, чем у нас. Внешняя чистота станции, оснащенность станционных лабораторий – все это разительно отличалось от того, что имеем мы у себя в Советском Союзе.