Читать книгу "Лик Черной Пальмиры - Владимир Васильев"

— Здоровенная эта Москва, — наконец выдохнул Швед. — И какая-то реактивная.

— Киев тоже не маленький, — с готовностью переключился на новую тему Ефим.

— Не маленький. Но там нет этой непереходящей суеты, — сказал Швед и отхлебнул. — Может, оттого и пиво там лучше?

Арик в который уже раз просеял через себя многократные ощущения городов и счел возможным высказаться:

— Москва — она равнодушная к людям. Ну, и к Иным тоже. Никакая она. Вот возьмите к примеру Киев или Одессу. Или тот же Николаев. Куда не взгляни — клумба, скверик, лавочка, травка. Вода, опять же. А в Москве? Широченные дороги, стекло-бетон, море автомобилей… А реки их и реками-то назвать совестно. Канализация сплошная.

— Москва когда-то была прелестной речушкой, в которой и рыба не переводилась, и раков шастало — лови, не хочу… — заметил Ираклий. — Такой как сейчас ее сделали именно люди. И вы еще удивляетесь тому, что город этот не слишком жалует людей?

Тут и Лайк очнулся от задумчивости:

— Ты не путай. Отношение реки и отношение города. Город — порождение людей, он относится к людям так, как привык пока рос. Но то, что Москва равнодушна — верно. Людей, да и Иных, не умеющих ее воспринять, она перемалывает. С ней можно сжиться, ее можно даже по своему любить. Но Москве нельзя доверять.

— А Киеву? — тотчас поинтересовался Ефим.

— Киеву — можно. Киев людей как раз любит. Как и люди его. Теплый он, могучий и теплый.

— Вы так рассуждаете, словно город — одушевленное существо, — сказал Симонов между глотками.

— А так оно и есть, — спокойно подтвердил Лайк. — Вот, к примеру, твоя Винница. Сам по себе неплохой городишко, симпатичненький. Но хорошо известная тебе близлежащая энергетическая зона кренит его ко Тьме.

— Это где бункер Гитлера? — уточнил Арик.

— Да. Думаешь, зря выбрали именно это место для бункера?

— Думаю, не зря.

— Правильно думаешь, — одобрительно кивнул Лайк. — Казалось бы Темным в этом городе должно быть раздолье, разве нет? А вот ты и твои земляки — чувствуете вы раздолье?

— Ну, — неопределенно протянул Симонов. — Я как-то не задумывался. Я там живу.

— Не чувствуется там раздолья, — вставил Швед. — Три раза там бывал, и три раза давило что-то. Какое-то… предчувствие беды, что ли.

Симонов с удивлением поглядел на Шведа.

— А знаешь почему? — спросил Лайк, прищурившись.

— Почему?

— Потому что в Виннице слишком много Тьмы.

— Разве Тьмы может быть слишком много? — удивился Ефим.

— Может. И еще может быть слишком мало Света. Да, да не удивляйтесь. Водка на вкус гаже вина, хотя алкоголя там намного больше. Для Иных — да и для людей тоже — наиболее приемлемо равновесие. Именно поэтому Киев так люб нам всем — он удивительно гармоничен. Там Тьма не мешает Свету, а Свет не слишком теснит Тьму. В Виннице этот баланс нарушен в сторону Тьмы, поэтому приезжим сначала делается не по себе.

— А в Москве? — поинтересовался Арик.

— Москва непостоянна. И слишком, слишком велика. Баланс тут во-первых разный в разных частях города, а во-вторых из-за большого количества Иных и из-за их активных действий то и дело меняется. Переменный баланс в свою очередь заставляет Иных много перемещаться и много действовать, что еще сильнее искажает общую картину. Понимаете? Москва — это котел, где бурлит и варится Сила. По сути дела это самоподдерживающаяся система, город будоражит Иных, а Иные будоражат город.

За окном давно уже мелькали городки ближнего Подмосковья, деревеньки, платформы.

— А о Питере что скажешь? — поинтересовался Швед, одновременно спроваживая пустую бутылку под стол и беря со стола новую.

Тут Лайк насупился и ненадолго замолчал. То ли обдумывал то, что собирался сказать, то ли прислушивался к ощущениям.

— Питер… Питер — это, братцы, вообще жуть. Винница по сравнению с ним — оазис.

Симонов многозначительно хмыкнул:

— А что ты хотел — он на костях стоит!

— Не в одних костях дело, — покачал головой Лайк. — Ингерманландские болота сами по себе довольно мрачное место. Идеальное для жертвоприношений. Знали бы вы сколько там жизней загублено, сколько энергии выпито… Питер ненавидит всех — он просто иначе не умеет. Это город-зомби и город-вампир, он жрет всех без разбору — Темный-Светлый, Иной-не Иной. И как истинный вампир он умеет очаровывать, чтобы жрать. Питерцы теряют душу с улыбкой на устах и с глубокой любовью к городу, который душу из них день за днем высасывает. Неспроста там мало Иных и совершенно нет старых и сильных Иных. Знаете как Питер звали полтораста лет назад… в определенных кругах? Черная Пальмира. Не Северная — Черная. Не завидую тому, кто отважится увидеть истинный лик этого прóклятого города.

— Занятно, — прокомментировал человек, который, как оказалось, уже некоторое время стоял напротив купе в проходе и вслушивался в разговор. — И довольно поучительно.

Ефим вознамерился нырнуть в сумрак дабы прощупать незнакомца, но Лайк тотчас остановил его жестом.

Незнакомец, разумеется, человеком не был. Да и кто кроме Иного смог бы войти в этот вагон и задержаться тут? Обычный человек просто сомнамбулически протопал бы от тамбура до тамбура, начисто потеряв память о лишнем вагоне.

— Входи, Хена, — пригласил Лайк. — Что так долго стоял?

— Хотелось послушать, — лаконично ответил Хена, вошел и присел рядом с пододвинувшимся ближе к столу Ефимом.

Хена был оборотнем. Типичным низшим Темным. Но… только на первый взгляд. Арик чувствовал в нем что-то еще, что-то скрытое, глубинное, могучее и необъяснимое.

— Привет, брат-Темный! — поздоровался Симонов. — Пиво будешь?

Хена улыбнулся — но так, что это было еле-еле заметно. Скала могла бы так улыбнуться — тому, кто умеет видеть.

— Хена никогда не отказывался от пива.

Симонов немедленно вручил ему откупоренную бутылку и покопался на столе.

— Тут у нас, вот, кальмары какие-то… Фисташки… Не стесняйся, словом.

— Хена никогда не стеснялся.

Краем глаза Арик заметил, что Лайк наблюдает за происходящим с немыслимым удовольствием. Лайк вообще сейчас напоминал театрала в ложе на хорошо знакомом спектакле.

— Куда путь держишь? — попытался поддержать разговор Симонов.

— Да туда же, куда и вы, — спокойно, очень спокойно сказал Хена и потянулся к кальмарам.

— Хм… — Ефим, подражая шефу, прищурился. — Ты, что ли…

— Да, я наблюдатель, — подтвердил Хена с некоторым упреждением.

— Наблюдатель? — удивился Ефим. — А зачем Темным наблюдатель от Темных?

На это Хена только неопределенно пожал плечами — снова еле-еле заметно. Складывалось впечатление, что он осознанно экономит на движениях.