Читать книгу "Новенький - Уильям Сатклифф"

Однако никто точно не знал, что он забыл у нас в школе. Ходили разные слухи о том, почему он не получает приличного образования, – вплоть до того, что так родители наказали его за попытку ограбить поместье в Кенте.

С точки зрения истории, престижных выпускников и прекрасных традиций с нашей школой определенно все было в порядке. Она могла бы даже возвыситься до ранга настоящей закрытой частной школы, достойной пэров, если бы не... если бы школа не стала... если бы ее не оккупировали... полагаю, вы понимаете, к чему я веду.

Высокая плата за обучение, хорошие результаты, но у воспитанных людей возникало чувство, будто наша школа почему-то привлекает «не тех людей». Школа словно... ну как бы... сбилась с пути.

Невозможно было отделаться от ощущения, что это мнение разделяют и некоторые преподы.

Никакого расизма тут не было. Совершенно точно. Жиды, пакистанцы, латиносы, негритосы были здесь абсолютно на своем месте. Они просто немножко зарывались, вот и все. То, как они себя вели, как только их пускали в школу, лишний раз доказывало: чему их ни учи, приличными англичанами им не стать. Они жаловались на питание, жульничали на физкультуре и рассчитывали попасть вечером домой. Казалось, они должны быть благодарны, что их вообще сюда пустили. Но нет же – только войдя в центральные ворота, они начинали вести себя так, будто это место принадлежит им. Особенно евреи. Большинство косоглазых кое-что знают о скромности. Империя и все такое. Была к ним очень добра. Понимаете, они умеют играть в крикет. Но евреи? Когда вы в последний раз видели жида – достойного форварда? А? Да они элементарно неспособны. Деньги – единственное, что они понимают. И на экзаменах подмазывают. В этом вся беда.

Учреждениям, ценящим свою историю, наша школа была наглядным примером: если один раз впустить людей, которые... Нет, вернее, если один раз позволить главенствовать парням, которые не... из серьезных старомодных семей, – школа теряет свой социальный статус. Сорняки забивают колосья, и не успеешь оглянуться, иностранцы столпились, словно мухи над... э-э, над медом.

Наша школа была основана несколько сотен лет назад одной купеческой гильдией Сити, дабы нести просвещение сыновьям бедных рабочих. С тех пор она несколько раз переезжала и в конце концов поселилась в «зеленом поясе» сразу за Северо-Восточным Лондоном. По утрам учеников свозили в школу на автобусах, которые ездили от Уотфорда на западе через Хэрроу, Стэнмор и Эджвер, до Тоттериджа и Хай-Барнета на востоке.

Выбирая место, члены правления, должно быть, страшно собою гордились. Они были уверены, что навсегда убрали из центра Лондона всех, кто хоть смутно напоминал сыновей бедных рабочих, а отстойник устроили посреди сплошь респектабельных, процветающих пригородов. Однако не учли перемен в составе населения Северо-Восточного Лондона. К тому времени, когда один вид Маргарет Тэтчер уже наводил на мысль, что лишь старческое слабоумие способно выдворить ее с Даунинг-стрит, правление председательствовало на проплаченных экзаменах повышенного уровня в парнике для нуворишей, иммигрантов второго поколения.

Правление попыталось предотвратить надвигающуюся катастрофу еще в пятидесятых, учредив еврейскую квоту. Мальчики, попавшие в квоту, освобождались от религиозной части утренних линеек. Рассказывают, что после гимнов и молитв директор вставал и нараспев произносил: «ВПУСТИТЕ ЕВРЕЕВ!» – после чего задние двери зала открывались, впуская колонну мальчиков, которые рассаживались на галерке послушать школьные объявления.

Конкурс на попадание в еврейскую квоту был отчаянный, и с такой дополнительной процедурой отбора евреи учились еще лучше. Сводный табель успеваемости, таким образом, смущал расслоением: христиане внизу, евреи наверху. Становилось все труднее притворяться, что замечательным музыкантам, спортсменам, интеллектуалам и актерам, поднимающим паруса на пути в Кембридж, просто повезло попасть в школу, и систему квот отменили. От расслоения экзаменационных результатов, впрочем, избавиться оказалось посложнее.

* * *

Поэтому в нашей школе тип вроде Пирса Уорда был крайне необычным явлением. Прямо в яблочко: чистокровный джентльмен, англиканская церковь и все такое. Даже говорил с акцентом. Инопланетянин бы меньше в глаза бросался.

Пирс был крикун, нахал, хам, франт и, что лучше всего, тормоз и идиот. Все вместе делало его идеальным хоккейным вратарем. Я его и знаю только потому, что мы вместе играли в школьной хоккейной команде.

Благодаря выдающейся доеврейской школьной истории у нас оставался календарь спортивных матчей, в которых приходилось выступать против самых знаменитых окрестных школ. Когда мы выгружались из автобуса посреди спящих шпилей того или иного подобия Оксбриджа, нам являлась целая шеренга Пирсов, блистательных в своих одинаковых кроссовках, пиджаках в рубчик и с приглаженными волосенками.

Мы выходили, и они в ужасе пялились на причудливое племя смуглых и носатых пришельцев, что ступают на их священную землю. Здесь Пирс уже не казался уродцем; уродцами становились мы.

Среди этих молодых людей порой встречался какой-нибудь редкий африканский принц, нападающий в школьной команде регби, известный как «черномазый». Но столкнуться с целым автобусом им... им... иммигрантов, – для них это всегда оказывалось потрясением.

Местный Пирс неохотно жал нам всем по очереди руку, а потом вел в дортуар переодеться.

Не в раздевалку, а в дортуар.

Где они спали.

Они так жили.

Они действительно там жили.

От одной мысли об этом нас пробирала дрожь, и каждый раз переодевались мы в ужасающей тишине.

При этом Пирса Уорда хлопали по спине, тыкали кулаком, по-борцовски хватали и подвергали всевозможным сексуально-параноидальным мужским приветствиям. Вокруг него собиралась огромная толпа, бормочущая про «те выходные на яхте» или «эту охоту». Никто из нас и представить не мог, что у Пирса могут быть друзья. Это поразительное зрелище – Пирс, беседующий с группой людей, которым, судя по всем признакам, он нравится, – еще раз доказывало: все, что он находит значимым, для нас невидимо. Он просто живет в другом мире.

Тогда-то до меня впервые начало доходить, что евреи и азиаты отнюдь не покорили Британию. «Черт! – подумал я. – Я в меньшинстве. Это ужасно».

* * *

Колошматить этих богатеньких, самодовольных, привилегированных придурковатых расистов на хоккейном поле было одно удовольствие. Ну, или было бы. Если бы нам это удавалось. К сожалению, их суперлоснящиеся, без единого пятнышка, водоотталкивающие суперполя с искусственной травой были для нас слишком гладкими, и без дерна и колдобин, по которым нужно прорываться, нам никогда не удавалось завладеть мячом. Мы всегда проигрывали.

Без усилий просачиваясь сквозь нашу хромую защиту, они бросали на Пирса извиняющиеся взгляды, прежде чем всадить очередной идеально направленный мяч в верхнюю половину его ворот.

После игры нам снова жали руки и говорили, что мы «отлично сражались».