Читать книгу "Перстень альвов. Кубок в источнике - Елизавета Дворецкая"

Через четыре дня корабли пришли в Тингваль, усадьбу Дага хёвдинга. Здесь тоже предполагалось задержаться, но об этом Хельги, в отличие от нетерпеливого Торварда ярла, вовсе не жалел. Ему нравилась эта усадьба, в которой его предки по матери прожили несколько веков. В Эльвенэсе ему часто попадался на глаза поминальный камень, поставленный на вершине ее кургана, напоминая тем самым, что она давно умерла. А этот дом, эти столбы и стены, эти скамьи и камни очага, эти горы и это море помнили ее живой, и оттого казалось, что и сама она где-то рядом, вот-вот войдет в открытую дверь. Приезжая сюда, он приезжал к ней, и здесь, среди вещей, окружавших ее с рождения и до замужества, ее образ представлялся Хельги гораздо живее и ярче, чем дома.

Когда она умерла, Хельги сравнялось всего семь лет, и он сохранил о матери расплывчатые и обрывочные воспоминания. В его память почему-то с особенной яркостью врезалось одно, хотя ничего выдающегося в нем не было. Он помнил себя, проснувшегося на огромной лежанке в девичьей – лежанка казалась размером с целое поле, потому что сам он был очень мал. Он проснулся и увидел, что вокруг полутьма, а в ней выделяется прямоугольник двери, открытой прямо во двор. Прямоугольник был лиловым, и мальчик понял, что уже вечер. День кончился, пока он спал, и он заплакал от горя, от тоски по безвозвратно ушедшему дню. Он плакал, потому что у него не имелось еще никакого другого средства высказать свои чувства – ему было тогда года полтора, не больше. Время тогда тянулось медленно, каждый день становился сам по себе событием, и вечерняя смерть одного из этих дней становилась непоправимым горем. Наступавшая ночь, за которой ждало новое утро, казалась огромной, непреодолимой, и он плакал от досады, что проспал, упустил даром драгоценный свет дня.

К нему тогда подбежали, подняли, стали утешать. Он помнил лица двух женщин, склонившихся над ним, и эти лица казались такими большими, белыми, как две луны. Это были Хвита, его рабыня-нянька, и мать. Они что-то наперебой говорили ему; маленький мальчик не понимал их слов, но чувствовал, что его утешают, и в самом деле утешился. Ласки этих двух женщин восполнили его утрату. И нынешний, взрослый Хельги отлично помнил свое тогдашнее блаженство, когда мать взяла его на руки. Его тоска по ушедшему дню сразу исчезла: мать сама была солнцем, возле которого не страшна тьма.

В воспоминаниях мать казалась Хельги очень красивой. В его глазах она совсем не менялась, и теперь он помнил ее совсем молодой женщиной, лет двадцати трех. Она умерла в двадцать пять, а ему теперь уже исполнилось двадцать шесть – значит, Хельги стал старше своей матери. В этом было что-то привычно-неестественное, хотелось понять, как это получилось.

И потому Хельги любил родной дом своей матери, что здесь дух ее был близок и в нем постоянно жила надежда: вот-вот ему откроется эта тайна, в которой, по сути, и не содержалось ничего таинственного, но которая не давала ему покоя.

Отдых предполагался довольно долгий, потому что продолжать путь было еще нельзя.

– К Вигмару Лисице не так легко попасть! – говорил Даг хёвдинг. – Он очень не любит незваных гостей. Все подходы к его жилью оплетены заклятьями: если к нему идет тот, кого Вигмар не звал, то гость собьется с дороги, заблудится и будет блуждать очень долго. И если он потом выйдет из леса в том же месте, где вошел, это будет большая удача. Некоторые не выходили вообще.

– Но ты же у него был! – напомнил Хельги. – И Гельд Подкидыш был.

– Да, но он сам присылал за нами кого-то из своих сыновей. А без провожатого туда не стоит и соваться.

– Что же делать?

– Я бы вам предложил вот что. Туда сначала поедет Дагвард. Он уже знает те места, а тамошние тролли знают его. Он скорее доберется до Золотого озера и скажет Вигмару о вас. Если он согласится вас принять, то он пришлет вам провожатого. Тогда вы доедете без труда, здесь дороги-то дня три.

Хельги вопросительно посмотрел на Торварда: тот ответил весьма кислым взглядом.

– Ждать! – разочарованно протянул Торвард. – Да еще предупреждать его, да еще и просить, как бродяги: будьте милостивы, пустите переночевать! – Он так похоже изобразил ноющего бродягу, что Хельга и ее мать, фру Борглинда, рассмеялись. – Ничего себе подвиг! Мы уже отличились… тут недавно.

С воспоминаниями о бесславной битве с Бергвидом Торвард ярл никак не мог примириться, и замыслы Дага не способствовали утешению.

– Зато так вы попадете туда вернее! – заметил Даг. – Я понимаю, что в молодости ждешь неохотно, но изображать дурака, блуждая в трех соснах за Мшистой горой, тебе ведь тоже не очень хочется, да, Торвард ярл?

– Я люблю полагаться на самого себя! А что касается троллей… Как ты думаешь, Хельги ярл, Восточный Ворон не поможет нам в случае чего?

– Трудно сказать, – Хельги пожал плечами. – Восточный Ворон – дух восточного побережья. В Медном лесу свои духи.

Но доводы Дага не убедили Торварда ярла, да и Хельги думал о долгом ожидании безо всякого удовольствия. Когда на другой день Торвард ярл предложил устроить охоту, Хельги с готовностью согласился, не без мысли, что добытое мясо можно будет использовать как дорожный запас для будущего похода. С собой они взяли человек по десять от дружин и кое-кого из местных квиттов в качестве проводников. В сосновом бору нашлось лосиное стадо, и в первый же день они добыли двух животных. Отправив добычу в Тингваль, Хельги и Торвард с дружиной заночевали в лесу, намереваясь завтра поохотиться еще.

Вольно или невольно, они двигались прямо на запад от побережья и с места их ночлега уже отчетливо виднелись горы, ограждающие Медный лес. Предгорья Медного леса, еще не слишком высокие и сплошь лесистые, походили на волны беспредельного моря земли или мохнатые спины чудовищ, затаившихся до поры, но всегда готовых подняться. Весь вечер Торвард ярл, предоставив хирдманам устраиваться и жарить мясо, сидел на пригорке и смотрел на эти горы.

Он казался как-то непривычно задумчив и помахивал прутиком, будто не знал, куда его девать, а выбросить не догадывался.

– Все-таки я думаю, нам не стоит ждать, пока твой прекрасный родич Дагвард проложит нам дорогу к Золотому озеру, – снова начал он. Об этом они с Хельги толковали уже не раз, и Торвард твердо стоял за то, чтобы отправляться как можно быстрее. – Меня дома в Аскефьорде засмеют, если узнают, что я вежливо просил Вигмара Лисицу впустить меня в ворота! Этот Вигмар Лисица, знаешь ли, у нас там широко известен!

– Разве он у вас бывал?

– Нет, он у нас не бывал. Но наши с ним сталкивались. Эрнольв Одноглазый с ним чуть ли не побратался… Ну, это длинная сага, ну, короче, когда двадцать семь лет назад наши в первый раз вышли на Золотое озеро, этот Вигмар со своими троллями у нас человек триста погубил. А потом, через два года, мой отец с ним дважды встречался в битвах – в Медном лесу и на здешнем побережье. И Вигмар ему сказал, что с Медного леса фьялли никогда не получат дани!

– Тебя это задевает?

Хельги покосился на своего товарища: живое открытое лицо Торварда как-то ожесточилось, он даже сделался непохож на себя. Шрам на щеке стал как-то особенно заметен, в темных глазах дрожали глубокие отблески огня. И Хельги вдруг осознал, что его новый товарищ далеко не так прост, как кажется. Это – сын Торбранда конунга и Хёрдис Колдуньи.