Читать книгу "Искал Аллаха – нашел Христа. История бывшего мусульманина - Набиль Куреши"

По-настоящему поститься во время Рамадана мне позволили только после отъезда из Шотландии. В 1990 году мы вернулись в США и поселились на военно-морской базе Гроутон, штат Коннектикут. Мечети и джамаата в Гроутоне не было, и это место так и не стало для меня настоящим домом. Я не завел там друзей; хуже того, потерял шотландский акцент, о чем горько жалел. Именно в Шотландии я узнал, что значит быть мусульманином, и всем сердцем полюбил свою веру.

Здесь я в первый раз ощутил, что моя исламская культура и мое американское окружение враждебны друг другу

Снова мы переехали три года спустя, и на этот раз вернулись в Вирджинию. Абба готовился стать капитаном третьего ранга: выше продвинуться в чинах ему не удалось. Здесь, в Вирджиния-Бич, я завел первых серьезных друзей, здесь же впервые задумался о своем будущем. Здесь я в первый раз ощутил, что моя исламская культура и мое американское окружение враждебны друг другу. И здесь же, когда пришло время, я решил оставить ислам, и с ним – всю свою прежнюю жизнь.

Комментарий эксперта Абду Мюррея, юриста, апологета, бывшего мусульманина-шиита, автора двух изданных книг об исламе и других мировоззрениях, о том, что значит расти мусульманином в Америке, читайте на стр. 383.

II

Посол ислама

Ты – тот, кто послал Мухаммада последним вестником к человечеству и дал нам в научение Коран…

11. Третья культура

В седьмом классе у меня наконец появились постоянные друзья: Дэвид, Бен и Рик. Мы с ними прекрасно сошлись и все делали вместе. Амми постепенно, хоть и неохотно, признавала, что я расту, и позволяла мне все больше времени проводить вне дома. Обычно мы с друзьями гуляли и развлекались после школы, иногда Амми позволяла мне сходить к кому-нибудь из них в гости.

Но однажды, когда я уже вступал в подростковый возраст, Амми затеяла со мной серьезный разговор. Поздно вечером, когда все мы совершили ночной намаз и я хотел сворачивать молитвенные коврики, Амми меня остановила.

– Набиль, подожди минутку.

По ее тону я сразу почувствовал: дальше будет что-то важное.

– Что такое, Амми?

– Бейта, я бы очень хотела, чтобы с тобой в школе учились и другие мусульманские ребята. Чтобы ты мог завести настоящих друзей и не в одиночку представлял ислам перед христианами. Но Аллах судил иначе. Помни: где бы ты ни был, что бы ни делал – ты посол ислама и всегда им останешься.

Я напряженно вслушивался в ее слова и пытался их понять, завороженный искренностью и силой, звучащими в ее голосе.

– Даже просто видя тебя, люди сразу думают: «Вот мусульманский мальчик!» И неважно, что ты делаешь.

Если ты будешь хорошо учиться, они скажут: «Смотрите-ка, мусульмане хорошо учатся!» Если станешь президентом Соединенных Штатов, они скажут: «Смотрите, мусульманин – наш президент!» На Западе ислам чужд людям, а для многих и неприятен. И в тебе всегда будут видеть прежде всего мусульманина. Это – то, кто ты есть, и ты должен это принять.

Амми нечасто говорила со мной так. Ее слова наполняли меня чувством ответственности. Я слушал, нахмурившись, внимательно и серьезно.

Заметив это, она обняла меня и прижала к себе:

– Не беспокойся, Биллу! Это же хорошо. Это благословение – возможность показать людям ислам и помочь понять его красоту. Хорошо учись, и люди будут думать: «Ислам делает школьников умными и прилежными». Стань президентом, и люди подумают:

«Ислам создает хороших руководителей». Но даже если ты станешь уборщиком – старайся убирать как можно лучше!

Я кивнул, хоть про себя и усомнился, что моя карьера уборщика порадует родителей.

– Шабаш, бейта. Что бы ты ни делал – будь самым достойным, честным, порядочным, будь таким, чтобы, глядя на тебя, люди хвалили ислам. К учителям своим относись с величайшим уважением! Смотри на них так же, как на меня. Когда я прихожу к ним, то хочу слышать, что ты и учишься, и ведешь себя лучше всех в классе. Пить спиртное ислам запрещает; но я хочу, чтобы ты и не произносил бранных слов, и не оставался наедине с девочками. Будь так добродетелен, чтобы никто не мог сказать о тебе что-то дурное. Видя твою добродетель, люди будут либо восхвалять тебя в сердцах своих, либо, быть может, невзлюбят из-за того, что сами они на тебя не похожи. Но, так или иначе, они будут знать, что это ислам сделал тебя хорошим человеком.

Так я и поступал. В школе я рассказывал об исламе тем, кто готов был слушать, твердо стоял на том, что считал для себя важным, и очень старался служить всем вокруг хорошим примером. Уже тогда, в седьмом классе, были у нас мальчишки, которые и матерились, и пили, и даже занимались сексом. Но, по счастью, мои друзья ничем таким не занимались, и поначалу мне было не так уж сложно представлять ислам.

Но время шло, и все менялось.

Подростковый возраст труден для всех. В эти годы юный человек создает собственную идентичность – и постепенно порывает с той, какую выстроили для него родители. В чем именно будут состоять его трудности – зависит от обстоятельств. В нашей семье, для Баджи и для меня, основная трудность была в том, что нам предстояло не просто найти свой жизненный путь, но и выбрать между двумя совершенно разными парадигмами. Мы как будто оказались над пропастью: пропасть все расширялась, и положение наше становилось все более шатким.

Первые изменения я начал замечать на семейных собраниях. Почти все братья и сестры Амми жили на северо-востоке США, так что мы встречались много раз в году. Я входил в подростковый возраст, и как родители, так и многочисленные дядюшки и тетушки ожидали, что я буду вести себя как благовоспитанный пакистанский подросток. Проблема была в том, что благовоспитанных пакистанских подростков я никогда не видел и как именно они должны себя вести – не знал. Этому Амми меня научить не могла.

В конце концов я начал просто подражать в манерах и речи старшим кузенам и младшему дядюшке. Но, видимо, мне не хватало такта, позволяющего безошибочно определять грань между остроумием и грубостью в пакистанской культуре. В американской культуре это не составляло мне труда, там мои шутки всегда были удачны. Но к разнице с пакистанским мышлением мне никак не удавалось приспособиться, и не раз родители выговаривали мне на обратном пути за грубое и неуважительное отношение к старшим.

Кроме того, я заметил, что, по мнению родных, задаю слишком много вопросов. В нашей культуре старшим нужно просто повиноваться. Послушание – вот то, чем младшие выражают уважение, а в некоторых случаях и любовь. Вопросы часто воспринимаются как вызов авторитету старшего. А в школе нас учили мыслить критически и говорили, что все надо подвергать сомнению! И я учился мыслить критически – но оказалось, что такое мышление плохо совмещается с нашей культурой.

Я заметил, что, по мнению родных, задаю слишком много вопросов. В нашей культуре старшим нужно просто повиноваться