Читать книгу "Судмедэкспертиза. Увлекательная история самой скандальной науки - Кирилл Галанкин"

Пора подводить итоги сказанному, а итог таков – судебная медицина появилась в России в начале XVII века с учреждением Аптекарского приказа. До того времени все экспертные действия судебного характера проводились теми, кто вершил суд или вел дознание, то есть не врачами.

Но если вам не нравится расплывчатое «в начале XVII века», а отдельные освидетельствования живых и мертвых людей врачами Аптекарского приказа в ваших глазах «не тянут» на полноценную судебно-медицинскую экспертизу, то вы можете отсчитывать историю отечественной судебной медицины с 10 апреля 1716 года. В этот знаменательный день император Петр Первый утвердил Воинский устав, согласно которому при подозрении на насильственную смерть следовало производить вскрытие тела. Это уже настоящая, подлинная, самая что ни на есть истинная судебная медицина, во всей ее блистательной красе.

Говоря об отечественной судебной медицине невозможно обойти стороной так называемое «Угличское дело» – расследование обстоятельств гибели младшего сына Ивана Грозного царевича Дмитрия, которого нашли мертвым 25 мая 1591 года в Угличе, где он жил с матерью.

«Угличское дело» – это самое раннее след-ственное дело в отечественной истории, материалы которого дошли до нас практически в полном объеме.

Дмитрий был сыном от брака Ивана Грозного с Марией Нагой, а брак этот считался незаконным с церковной точки зрения. Каноническое церковное установление допускало только три брака, причем уже третий брак расценивался как нежелательный, но с ним все же как-то мирились. А Мария Нагая была седьмой женой Ивана Грозного, что автоматически лишало Дмитрия права наследовать престол. Но как сын Ивана Грозного Дмитрий все же представлял угрозу для сидевшего на престоле Федора Иоанновича, сына Ивана Грозного от первой жены Анастасии Романовны Захарьиной-Юрьевой. А еще бо́льшую угрозу Дмитрий представлял для царского шурина Бориса Годунова, который был реальным правителем государства. Слабый и телом, и умом Федор Иоаннович правил лишь номинально.

Когда Дмитрия нашли в Угличском кремле с перерезанным горлом, молва сразу же обвинила в этом Бориса Годунова. Официальная версия произошедшего выглядела малоубедительно – у царевича, державшего в правой руке ножик, начался приступ «падучего недуга», то есть эпилепсии, во время которого он ткнул себя этим ножиком в горло и умер («бросило его о землю, и тут царевич сам себя ножем поколол в горло»).

Обстоятельства гибели царевича рассматривала прибывшая из Москвы в Углич комиссия, возглавляемая князем Василием Шуйским. Допросив около 150 человек, комиссия пришла к выводу о гибели в результате несчастного случая. Материалы расследования изложены в отчете под названием «Обыск».

И вот что интересно. Казалось бы, комиссия должна была подробно и тщательно, до по-следних мелочей зафиксировать обстоятель-ства смерти царского сына и брата, но в «Обыске» нет ни отчета об осмотре места происшествия, ни подробного описания трупа (!). Вы только подумайте – члены комиссии не посчитали нужным описать локализацию и характер по-вреждений на теле царевича! Вопиющая небрежность, если не сказать – халатность. И такая небрежность не вызвала вопросов ни у царя Федора Иоанновича, ни у Бориса Годунова, ни у членов Патриаршего совета (собора), которым был прочитан «Обыск»! Удивительно!

Какой вывод напрашивается из этого?

Да очень простой – следствие, возглавляемое князем Шуйским, проводилось только для того, чтобы создать видимость разбиратель-ства, а не с целью установления истины. В противном случае оно бы велось должным образом, а не так вот, «спустя рукава». Можно с уверенностью предположить, что несчастный Дмитрий был убит по приказу Бориса Годунова, потому что именно Годунову, впослед-ствии ставшему царем, было выгодно устранение «лишнего» претендента на престол. А если вспомнить о том, что во время большого судорожного эпилептического припадка человек всегда выпускает из рук предметы, которые в них находятся, то картина саморанения вообще выглядит фантастической.

Судебные документы бывают информативными не только тогда, когда они составлены по всем правилам. Человеку, умеющему читать между строк и делать выводы, могут рассказать многое и неправильно составленные документы. «Sapienti sat», как говорили древние римляне – «понимающему достаточно и этого».

Глава шестая

Закладка фундамента, или От «большой хирургии» до «лабиринта заблуждающихся медиков»

Средневековая медицина топталась на месте и при этом смотрела не вперед, а назад. На протяжении многих веков не было абсолютно никакого развития. Медицину изучали по старым-престарым учебникам, а «научная» деятельность (кавычки тут не случайны) заключалась в бесконечном пережевывании старых догм и в первую очередь пресловутого учения о четырех жидкостях. Согласно этому учению здоровье зависело от баланса четырех телес-ных соков – крови, флегмы (слизи), черной желчи и желтой желчи, которую также называли красной желчью. Этим сокам соответ-ствовали четыре стихии – воздух, вода, земля и огонь. Если баланс телесных соков нарушался, человек заболевал. Задачей врача было восстановление нарушенного баланса. Например, если диагностировался избыток крови, то следовало произвести кровопускание.

Кстати говоря, именно на базе этого учения о четырех жидкостях Гиппократ создал учение о темпераменте человека, «привязав» темпераменты к телесным сокам. Так избыток желчи, которая на греческом называется «холе» делает человека холериком, импульсивным, вспыльчивым, горячим. Избыток флегмы – флегматиком, спокойным и медлительным. Избыток крови, которая на латыни называется «сангвис» – сангвиником, бодрым и подвижным. А избыток черной желчи («мелэна холе») – меланхоликом, унылым и нерешительным.

Стоит только свернуть на кривую дорожку, как заведет она далеко-далеко, в такие непроходимые дебри и болота, из которых выбраться не удастся. Кривая дорожка «четырех жидкостей» привела средневековую медицину в болото невежества. Вместо того чтобы изучать строение и функции органов, вместо того чтобы пытаться понять, как устроен организм и как он работает, врачи «восстанавливали» нарушенные балансы и старались превзойти друг друга в цитировании классиков – Аристотеля, Гиппократа, Цельса[25], Галена и других. Такая медицина, по сути дела, была бесполезной, потому что она опиралась не на реальное знание, а на ложные теории.

Вот весьма показательный диалог из комедии Жан-Батиста Мольера «Мнимый больной», который дает исчерпывающее представление о средневековой медицине и ее служителях.

«Арган. Значит, по-вашему, доктора ничего не знают?

Беральд. Знают, братец. Они знают гуманитарные науки, прекрасно говорят по-латыни, умеют назвать все болезни по-гречески, определить их и подразделить, но что касается того, чтобы вылечить их, – этого они не умеют.