Читать книгу "Тайны драгоценных камней и украшений - Екатерина Варкан"

Приближься! вот могилы дверь, И все позволено теперь — Я не боюсь суждений света. Теперь могу тебя обнять, Теперь могу тебя лобзать… Так переменилась судьба.

Тем временем в обществе шептались об его многочисленных и тайных романах. Не потому вовсе, что ими была заполнена его жизнь, но потому лишь, что, ну, невозможно же и представить такого немыслимого красавца без амурных похождений. Не книжки же он читал целыми днями и ночами, право слово? Впрочем, с девушками он общался весьма охотно. Особый интерес света привлекала взаимная симпатия его и красавицы и умницы княжны Александры Ивановны Трубецкой. Многие восхищались этой идеальной — по красоте и разуму — парой. На вечеринках они вместо танцев подолгу шептались, затаившись в уголке. Поговаривали, что дело идет-таки к церкви. И чуть ли туда не дошло. Веневитинов писал ей душевные послания. «Письмо о философии», например. Любомудр так любомудр. Дурные примеры, как известно, заразительны. Философические письма сочинял также Петр Яковлевич Чаадаев для Екатерины Дмитриевны Пановой. Известно, чем закончилось дело — было официально объявлено об его умопомешательстве, и далее все свои блистательные эпистолы Чаадаев вынужденно подписывал просто «сумасшедший». Это все к вопросу о сомнительной пользе заумной переписки с дамами. Лучше бы в альбом легкие посвящения писали.

Известный затейник Пушкин пытался по-дружески выведать у не менее известной Анны Петровны Керн об ее романтических отношениях с Веневитиновым. Имелись, наверное, на этот счет определенные мнения и догадки, раз уж Пушкин интересовался. Беспокоился Пушкин, был ли в нее влюблен чудный поэт Дмитрий Владимирович. Кстати, и Анна Петровна была старше Веневитинова. Но в свою очередь знаменитая чаровница утверждала, что он оказывал ей только нежное участие и дружбу и что сердце его давно уже принадлежало другой. Что такое дружба и нежное участие в понимании Анны Петровны, нам остается только догадываться. Но это к слову.

Веневитинов же занят любомыслием. В конце 1826 года он участвует в организации и издании журнала «Московский вестник», над которым трудится весь философический кружок, пишет стихи, критику. И вдруг… переезжает в Петербург, переводится в столичную коллегию иностранных дел. До того он служил в московском архиве коллегии — архивный юноша. Как ни странно, и после репрессий, последовавших за декабрем 1825 года, псевдопатриотический порыв не покинул еще многие просвещенные головы, и некоторые даже решались послужить отечеству. Известно, в кого впоследствии превратился либерал Леонтий Васильевич Дубельт, подавшийся тогда в жандармерию. Либерал Фаддей Венедиктович Булгарин, сочинявший для пользы общества записки в Третье отделение. Даже, простите, кем стал либеральный князь Вяземский, многие годы проведший в департаментах. Впрочем, этот просто пережил свое время да и самого себя. По официальной версии, Веневитинов также собирался дослужиться до высот, полагая, что потом оттуда, сверху, можно будет сеять доброе и вечное на головы соотечественников. Чтоб вот так вот всех обхитрить. Такая неосуществимая мечта единичного подвига. Завиральная, в общем-то, идея. И слишком умный Веневитинов не мог изначально не понимать ее абсурдности. Все друзья же его были уверены, он уехал из Москвы в Петербург, чтобы удалиться от любви. И они были, пожалуй, правы. В столице получил он опять и снова неудовлетворенность своим уже петербургским положением и раболепной службой. В отчаянии посетила Веневитинова и бредовая мысль кинуться в Персию вслед за только умчавшимся туда в который раз Александром Сергеевичем Грибоедовым. Он даже просил об официальном переводе. Впрочем, тот был уже далеко. А здесь была только любовь, вынужденная оставаться без ответа.

Выхода не было. Но Веневитинов его нашел. В начале марта, когда хлябь и непогода только распаляют больные настроения, задыхаясь от отчаянных чувств, выбежал он с какого-то бала, кажется, у Ланских, на ледяную улицу, не накинув на плечи даже бекешки, и мигом слег в горячке. Доктор высказал безысходный диагноз. Веневитинов умирал. У кровати дежурил его близкий друг Алексей Степанович Хомяков. Хомяков понимал, Веневитинов, уходя в бессознание, может обратно и не вернуться. И в один момент решился надеть на его руку кольцо княгини Волконской, чтоб тот понял свои обстоятельства. Впрочем, именно об этом молил поэт в своих стихах.

Веневитинов, очнувшись, увидел кольцо княгини Зинаиды на безымянном пальце правой руки: «Я что, женюсь?» Только и спросил, улыбнувшись. Он был все-таки непростительно красив.

Так соединился он, даже сочетался с возлюбленной и ушел женатым человеком. Навстречу с счастьем, которое для него наступило. Ему не было и 22-х.

Кольцо с руки не сняли, с ним и похоронили. Как просил.

Ты был открыт в могиле пыльной, Любви глашатай вековой, И снова пыли ты могильной Завещан будешь, перстень мой.

О дословно точном исполнении пророчества стало известно в 1930 году. Когда уничтожали Симоновский монастырь, на кладбище которого и покоился прах Веневитинова, вскрыли его могилу. И действительно кольцо было на том самом пальце той самой руки. Сейчас реликвия хранится в Литературном музее в Москве. Впрочем, и тут нет ничего необыкновенного, потому что мы уже прочли у Веневитинова:

Века промчатся, и быть может, Что кто-нибудь мой прах встревожит И в нем тебя откроет вновь…

Сегодня всякий доктор скажет вам, что нельзя умереть по желанию. Чтоб вот так позволить себе умереть от любви… Невозможно. Но кто ж в это поверит из поэтов? Тем более тех 20-х годов того XIX века, когда рефлексирующая интеллигенция была влюбчива и свободна. Когда романтический патриотизм не перешел еще в патетику. А аристократическая салонность не стала дешевой жеманностью. Когда красивые женщины делали вызов обществу, двору и самому императору. А поэтические юноши умирали от восторга и любви.

Но ничего не знает об этом медицина, которая настойчиво не признает права, даже вероятия смерти по собственной воле. Просто медицине неизвестны масштабы воли и души.

Слеза богов

Алмаз «Шах» привез в Санкт-Петербург летом 1829 года юный принц Хосров-Мирза, 16-летний внук персидского Фет-Али-шаха. Таким ценным подарком шах пытался загладить недоразумение, возникшее между двумя империями. Миссия принца была небезопасной не только из-за дальности и трудности путешествия. Разгневанный российский император мог вообще не принять персиян. Или того хуже — объявить новую войну. Поговаривали, что не случайно именно Хосрова отправили в Россию. Был он седьмым наследником престола после наследника, отца своего Аббас-мирзы, и было его не очень жалко. Если убьют, так тому и быть, если же с посольством справится, получит более выгодное место в обширной династии. Принц был красив и умен, и ему надлежало делать карьеру. Он поехал.