Читать книгу "Невидимые женщины. Почему мы живем в мире, удобном только для мужчин. Неравноправие, основанное на данных - Кэролайн Криадо Перес"

Еще одна, менее явная причина нехватки гендерной статистики заключается в той форме, в какой подают информацию транспортные агентства большинства стран. Все поездки, связанные с оплачиваемой работой в целом, объединены в одну категорию, а передвижения, связанные с выполнением семейных обязанностей, – в несколько разных подкатегорий; некоторые из них, например «поездки по магазинам», входят в категорию «досуга». Такой подход не позволяет выделить точные гендерные данные. Собрав информацию о поездках, связанных с выполнением семейных обязанностей, в Мадриде, Инес Санчес де Мадариага установила, что количество таких поездок почти равно количеству поездок, связанных с работой. А обработав полученные данные и разбив их по гендерному признаку, она пришла к выводу, что передвижения женщин «настолько же зависят от домашних обязанностей, насколько передвижения мужчин – от работы». Если бы во всех статистических отчетах по транспорту производилась разбивка данных по половому признаку, утверждает она, разработчикам транспортных систем пришлось бы относиться к поездкам по домашним делам так же серьезно, как и к поездкам по работе.

•••

Если мы хотим, чтобы наши транспортные системы были одинаково удобны и для мужчин, и для женщин, их не следует планировать отдельно от других элементов городской инфраструктуры, предостерегает Инес Санчес де Мадариага, так как женская мобильность должна определяться комплексным подходом к городскому планированию, в частности, созданием зон многоцелевого назначения. Но это нередко противоречит традиционным нормативам планирования – во многих странах городское пространство законодательно делится на зоны одного целевого назначения – коммерческие, жилые и промышленные зоны (так называемое зонирование)

Зонирование уходит корнями в глубокую древность (например, территория внутри городских стен, предназначалась для одних целей, а пространство за их пределами – для других), но закрепленная в законодательстве практика четкого разделения городского пространства на жилые и промышленные зоны, в которых разрешалось строить, соответственно, только жилые или индустриальные объекты, сложилась лишь после промышленной революции. И это чрезмерно упрощенное зонирование обусловило во всем мире «мужской перекос» в организации городского пространства.

Законы о зонировании принимались исходя из потребностей гетеросексуального женатого мужчины-добытчика, который утром отправлялся на работу в город, а вечером возвращался домой, за город, чтобы отдохнуть и поспать. Такова, поясняет Инес Санчес де Мадариага, «личная реальность большинства людей, принимающих решения в области зонирования», а представление о том, что дом – это прежде всего место отдыха, «до сих пор во всем мире определяет практику городского планирования»[150].

Но если для этих планировщиков дом – «место отдыха после работы» и «место проведения досуга», то для женщин это далеко не так. Во всем мире женщины выполняют в три раза больше неоплачиваемой домашней работы, чем мужчины[151]. По данным Международного валютного фонда (МВФ), возможно и дальнейшее подразделение: в некоторых странах женщины выполняют вдвое больше работы по уходу за детьми и вчетверо больше работы по дому, чем мужчины[152]. Эксперты Всемирного банка установили, что в Катебе, городе в центральной части Уганды, на выполнение домашней работы женщины тратят почти 15 часов в день (уборка, уход за детьми, работа в огороде, приготовление пищи, заготовка дров и походы за водой), так что свободного времени у них остается не более получаса в день[153]. У мужчин же, которые работают в огороде на час меньше, чем женщины, гораздо меньше времени тратят на работу по дому и уход за детьми и совсем не участвуют в заготовке дров и воды, остается около четырех часов свободного времени в день. Для мужчин дом, может быть, и место отдыха, а для женщин? Едва ли.

Сегодня в большинстве семей работают оба родителя, а основную работу по уходу за детьми и пожилыми родственниками в гетеросексуальных семьях чаще всего выполняют женщины. Законодательное зонирование городской территории на зоны и отдаление места проживания от места работы невероятно усложняет жизнь таких семей. О женщинах, проживающих в «спальных» районах с плохо развитой транспортной инфраструктурой и вынужденных передвигаться по городу с детьми и больными родственниками, как-то забывают. Реальность такова, что большинство нормативно-правовых документов в области зонирования не учитывает потребности женщин (как, впрочем, и многих мужчин).

Узость мышления и неспособность понять, что дом – не только место отдыха, влекут за собой самые серьезные последствия. В 2009 г. в Бразилии запустили государственную программу жилищного строительства Minha Casa, Minha Vida («Мой дом – моя жизнь»), нацеленную на помощь проживающим в аварийных домах гражданам (в то время их количество оценивалось в 50 млн человек)[154]. Но результаты реализации программы оказались не такими, как планировалось.

Стереотипное представление о бразильских фавелах как непригодных для проживания трущобах, где царят нищета и беззаконие и где люди живут в постоянном страхе перед распоясавшимися бандитами, отчасти соответствует реальности, но не во всем. Дома многих жителей фавел – это социальное жилье, построенное общиной для тех, о ком не позаботилось государство. Эти дома строились с учетом реальных потребностей людей – как правило, там, где были рабочие места и нормальное транспортное обслуживание.

Этого не скажешь о жилье, построенном в рамках программы Minha Casa, Minha Vida. Жилые комплексы расположены в основном на окраинах Западной зоны города, которую глава Министерства жилищного строительства Рио-де-Жанейро Антонио Аугусто Вериссимо в 2010 г. окрестил região dormitório («спальным районом») и где нет рабочих мест[155]. Вериссимо выступал против строительства социального жилья в этой зоне, опасаясь создания mais guetos de pobreza («огромных гетто нищеты»). Результаты исследования, проведенного Лондонской школой экономики и политических наук, показали, что большинство новых домов, в которые переселяли жителей фавел, располагалось на расстоянии куда большем, чем 7 км (максимальное расстояние, установленное муниципальными нормами) от прежнего жилья[156].