Читать книгу "Чужой, плохой, крылатый - Елена Лабрус"

В остальном Анна провела все летние месяцы в уединении.

Навещали их с тётушкой, что грустила не меньше, чем её печально обвисшие на траурном берете кружева, кроме эдэ Данта, только святые мужи местной епархии, родственники да блажница.

Тётя нашла развлечение в гаданиях и беседах о своих болезнях, которые блажница, что была внучкой старой, кажется, забавы ради, каждый день находила у тёти новые, вернее, сама на ходу их придумывала. Да и саму блажницу в народе так и прозвали Новой, от имени Нова. Или наоборот.

Анна же брала у неё уроки верховой езды, писала письма, читала, мечтала и "готовила приданое", как шутила тётя. На самом деле вечерами Анна просто вышивала крошечное овальное панно со старыми Пелеславскими соснами, знаменитыми своими скрученными стволами, чьи сросшиеся кроны покрывал первый снег.

Это панно, почти законченное, она первым делом поторопилась спрятать, когда гости перебрались в гостиную поближе к камину. И решила, что будет работать всю ночь, если Ригго опять ненадолго, чтобы подарить ему эту милую безделицу.

Но, когда она вышла, чтобы унести к себе в комнату оставленное рукоделие, обратно в гостиную её неожиданно не пустили.

— Мина, это нечестно, — недовольно топнула у двери Анна. Хотя знала, что сколько бы она сердито ни упирала руки в бока, ни угрожала и ни уговаривала непреклонную служанку, та не сдвинется ни на воробьиную лапку, и раз приказано: не пускать, Анну не пустит.

— Простите, сьерита, — стояла насмерть ширококостная крепко сложенная Мина, словно специально рождённая для работы стражем, а то и вышибалой в каком-нибудь вертепе. Даже голос у неё был низкий, грубоватый, мужской. — Но это для вашего же блага.

— И как только я согласилась тебя взять, — попыталась столкнуть её Анна, чтобы хоть в замочную скважину заглянуть. — Где только были мои глаза, — оставив тщетные попытки физической расправы, теперь Анна пыталась давить морально и вывести из себя невозмутимую девушку. Хотя справедливости ради, эта девушка, из всех, что прислуживали им у коронессы, одна ей и понравилась, да и работала отлично. Анна сама уговорила тётю её забрать.

— Когда будет можно, они сами вас пригласят, — как отрубила Мина и вдруг улыбнулась, опустила глаза.

— Да что у них могут быть за секре… — осеклась на полуслове Анна. — Нет, нет, нет. Этого не может быть, — всматривалась она в ставшее вновь непроницаемым лицо служанки. Кровь прилила к лицу, потом отлила. И вместе с ней сердце ушло в пятки.

"Так вот зачем приехал этот влиятельный господин, — сглотнула она — так резко пересохло во рту. — Выступить свидетелем". Но даже про себя боялась произнести, назвать то, что сейчас происходило за закрытой дверью.

— Он… просит… моей…

Анна выпятила нижнюю губу и подула на лицо, словно ей резко стало жарко, но произнести так и не смогла. Да и надо ли, когда Мина и так согласно кивнула.

— Сьер Марлок.

— Кто?! — выпучила Анна глаза. И со всей силы стукнула паршивку кулаком в плечо, когда та улыбнулась, показав большие белые ровные зубы. — Дура! Я чуть не умерла от ужаса из-за твоей дурацкой шутки.

Но страх, что Мина не шутила, и посвататься может Марлок, не отступил, даже когда, не видя смысла больше околачиваться у двери, в своей комнате Анна выпила целый стакан воды.

Теперь урчало в животе. Но то, что творилось в душе, было ещё хуже.

"В любом случае, если у тёти попросили моей руки, то прежде чем дать ответ, она придёт и спросит меня. И неволить не станет, — уговаривала себя Анна. — Моя любимая добрая тётушка не отдаст свою кровиночку в лапы этому соплеволосому, будь он хоть трижды верн".

Она даже села, когда услышала знакомые торопливые шаркающие тётины шаги.

— Девочка моя, — начала та с порога, но увидев, что Анна сидит, словно кол проглотила и через раз дышит, и сама тяжело плюхнулась на стул.

— Верн Марлок? — выдавила из себя Анна ненавистное имя, с ужасом глядя на раскрасневшееся тётино лицо в ожидании приговора.

— Да, — кивнула и одновременно махнула рукой запыхавшаяся тётя, но до того, как Анна успела медленно сползти со стула, добавила: — Настаивает, чтобы ты дала ответ немедленно. Но я сказала, что не буду тебя торопить.

— Верн Марлок попросил моей руки? — всё же сползла по изогнутой ножке кушетки на пол Анна.

— Матушки-кондратушки, — подскочила тётя и плюхнувшись рядом на пол, принялась бить её по щекам. — Девочка моя, да ты что, какой к обосратушкам Марлок. Ригг, сьер Ригг попросил твоей руки. Да как только такое в голову могло тебе прийти.

И круг её юбок, блестящих голубым шёлком вдруг показался Анне небом. Чистым красивым сияющим небом, к которому она отлетала на собственных крыльях.

— Ригг! — выдохнула она. И определённо передумала падать в обморок, отстранив тяжёлую руку тёти.

— Но ты можешь думать. Сколько захочешь. Хоть целый год, — усиленно кивала тётя, и её весёлые кудряшки из-под голубого чепца так радостно подпрыгивали, что Анна улыбнулась.

— Какой год, тётя Санти, — она обняла обожаемую тётку, прижалась к её мягкой тёплой груди. — Я так люблю его. Мне просто не о чем думать. И я не буду мучить его и тянуть время, — вытерла она невольно блеснувшие слёзы и поднялась. — Пойдём?

— Охохонюшки, — кряхтела тётя, поднимаясь при помощи Анны. — Охохонюшки-хо-хо, — вздыхала всю недолгую дорогу до гостиной. Крепко обняла Анну на пороге. — Будь счастлива, моя девочка! — и, перекрестив, поцеловала в лоб.

Казалось, ничто не сможет омрачить этот день.

Чудесный день, когда солнце вдруг вспомнило, что ещё лето, и сияло так радостно и полнокровно, что до обеда высушило все лужи, подняло примятую ливнями траву, и яркие венчики цветов, что задрали к нему свои благодарные головы, просились в венки, в букеты, в вазы.

Волшебный день, следующий за тем, вечером которого Анна сказала Риггу "да". Наполненный счастьем, совершенством, красотой и улыбками, что невозможно было скрыть с лиц, их всё равно выдавали сияющие глаза, шальные, влюблённые, пьяные.

Сумасшедший день до краёв наполненный поцелуями, когда в каждом укромном уголке они останавливались, чтобы жадно припасть друг к другу и слиться губами, хотя и в остальное время ходили, не размыкая рук.

Анна забежала в дом лишь на минутку, чтобы поставить цветы. Сама налила воды в вазу и чуть не выронила её, когда увидела в дверях Марлока.

— Простите, не хотел вас пугать, — скрипучий голос сьера Ирса даже прозвучал сегодня не так противно, как обычно. — Но буду благодарен, если уделите мне несколько минут, — он оглянулся на Мину, что уже нарисовалась за его спиной, — наедине.

— Мина, будь добра, пару минут не пускай никого в кухню, — кивнула Анна на её вопросительный взгляд.

— Я прошу простить меня за сентиментальность, — полез он в карман, а затем принялся разворачивать на удивление белоснежный платок из тончайшего батиста, обшитый по краям рукой какой-то искусной вышивальщицы. — Но сам я вряд ли когда-нибудь женюсь. А, если быть честным, то вряд ли какая дама согласится принять мои руку и сердце, — он так грустно улыбнулся, что Анне стало его жалко.