Читать книгу "Сияние - Кэтрин М. Валенте"

[СЕВЕРИН переходит к блестящей имитации чёткого оксфордского акцента Мэри Пеллам.]

«Никто не прислушается ни к единому твоему слову, если ты не породишь какую-нибудь Систему. Все любят Системы. Законы. Правила. Подсказки. С законами у тебя прокатит. Но даже не рассчитывай, что прокатит что-то в духе „Просто покажи класс, ради бога; мне понадобится выпивка, если ты будешь продолжать в том же духе“. Если есть Система, которой можно следовать, всё становится простым – да ты что, состряпать хороший пирог с клубникой сложнее, чем играть в кино! Если бы мы раньше об этом знали! Как здорово, что ты нам всё разложила по полочкам, Мэри. Предложи им Систему – и все расслабятся».

Матушка Мэри вот уже некоторое время на пенсии, так что я не испорчу ей возможность подработать, если раскрою парочку секретов. Итак, Четыре Непреложных, Наилучших, Незаурядных, Нормальных закона актёрства от мисс Пеллам:

«1. Приходи вовремя.

2. Приноси собственный грим.

3. Если собираешься переспать с кем-то из съёмочной группы, позаботься о том, чтобы это был режиссёр.

4. Помни, что выражения и стиль речи, которые ты используешь в фильме, превратятся в синекдоху. Это большое слово для твоего маленького ротика, Ринни. Оно означает нечто маленькое, заменяющее собой нечто крупное. Твоя улыбка заменит всё человеческое счастье. Твои слёзы станут эталоном печали для любого зрителя. Жёны будут копировать твой красный нос, твой дрожащий голос, форму твоего разинутого рта, когда станут умолять мужей, чтобы те их не покинули. Повесы станут изгибать брови, как ты, ухмыляться в точности, как ты, сдвигать шляпу под тем же углом, что и ты, и, с тем оружием, что получили от тебя, с лёгкостью соблазнят того, кого наметили своей жертвой. Чем успешнее твой фильм, тем шире распространятся эти синекдохи. Ты несёшь ответственность перед людьми, которые станут повторять твои слова, подмигивать, как ты, имитировать твой смех, не осознавая имитации. Такова тайная власть, которой наделены актёры. Это почти то же самое, что быть божеством. Мы творим людей, когда на шёлковом экране предстаём пятидесятифутовыми гигантами.

Так что лучше покажи класс, бога ради».

Мэри Пеллам была хорошенькой, как театральная афиша, и непреклонной, как молоток, но вдобавок она ещё была философом. Мы с ней частенько стояли рядом в ванной на верхнем этаже и «репетировали лица», глядя в зеркало.

Решительное. Обманутое. Влюблённое. Благоговеющее пред сверхъестественным.

У неё в запасе было 769 лиц, по её словам, и она работала над номером 770. Она вела блокнотик с зелёной бархатной обложкой, в котором были записаны все её Системы. Но лица она записывала лишь тогда, когда вбирала их в себя, когда они отпечатывались в её плоти и лицевых костях. Поскольку я была маленькой, от меня не ждали такого количества, но – сейчас или никогда! При должном усердии я могла собрать штук двадцать за пазухой к началу школьных занятий осенью. «Попробуй номер 123 – „Внимательная журналистка“. Или номер 419 – „Я знаю, кто это сделал, но пока что не скажу“. И номер 42 – „Неужели это для меня?“, полезный для празднования дня рождения с классом и для тех случаев, когда девочки постарше предлагают попрыгать с ними на скакалке. Не думай, что школа – это не съёмочная площадка, детка моя. Это самое беспощадное местечко из всех, какие ты узнаешь до того, как начнёшь работать на своего отца. Ты будешь соревноваться за роли, толком не понимая, какие они, пока прослушивания не закончатся и ты не получишь то, что получишь. Я бы выбрала лицо „Профессиональной дублёрши“. Так ты сможешь незамеченной переходить из одной клики в другую. Играй в шахматы, пока не сможешь победить чемпионку клуба – но не совершай решающего хода. Не ущемляй её гордость. Иди дальше и научись, как перекоролевить королеву пчёл».

«Притворись мадам Мортимер, – сказала она мне. – Совершенствуй свой ящик с принадлежностями для маскировки – и сможешь отправиться куда угодно».

Помню, как я прикасалась к её зелёному бархатному блокноту. Сбоку у него был латунный замочек. Я думала, что в нём наверняка содержится всё что только надо знать о жизни. Я не сомневалась, что у Мэри в этой книжке найдётся Система для любой роли, какую я могла бы для себя избрать.

Но с моим отцом они не были хорошей парой. Вот что бывает, если позволить своей маленькой дочке выбрать жену. Ему ещё повезло, что я не выбрала динозавриху из «Атаки криптоящеров», киношки категории «Б», которую мой дядя Гаспар снял за гроши – и я её любила, как большинство детей любят свои одеяла.

Понятное дело, Гаспар Алмстедт не был на самом деле моим дядей. Он был любовником агента Ады Лоп, что превращало его в члена семьи. В конце концов мадам Мортимер упаковала вещи и поехала расследовать новое преступление, заявив, что лицо номер 771 будет искать на Нептуне, где из-за гравитации мышцы при улыбке работают совсем по-другому. Не успели запылиться её следы, как мой отец по уши втрескался в мисс Лоп.

Ада Лоп, урождённая Аделаида Лопарёва, начала карьеру в качестве балерины, но была не из тех, кто носит розовое и душится цветочными духами. [Съёмка выступления Ады Лоп в Большом театре идёт фоном к словам СЕВЕРИН.] Взамен она разорвала свою пачку в клочья во время кульминации «Жизели» и покрыла себя уродливой чёрной краской, изображавшей кровь. Кровь была в маленьких пакетиках, пришитых к её трико, и Ада воспользовалась ею в нужный момент. В первый раз это был её бунт – заявление о том, что в балетном мире царит застой, вновь и вновь ставят несколько одних и тех же очень милых, но вызывающих скуку спектаклей, – но поднялась такая буря, что режиссёры стали принуждать Аду повторять это вечер за вечером перед всё более многочисленной и пылкой аудиторией. Она и повторяла, пока не возненавидела. Пока слёзы не стали настоящими. Пока не взбунтовалось тело и не возникла аллергия на краску, спрятанную в трико, – и тогда она вышла на балетную пенсию, улетела на Луну и приземлилась на экране, что в те далекие дни случалось со многими танцорами. Теперь это просто часть балета. Вам придётся попотеть, разыскивая где-нибудь за пределами Некийи постановку «Жизели», которая не заканчивается тем, что молодая женщина причиняет серьёзный ущерб собственному костюму. Впрочем, все плутонцы – декаденты; чего ещё можно ждать от планеты поедателей лотоса?

В первое утро новой жизни в качестве моей третьей матери, всё ещё в свадебной ночнушке, с длинными волосами, которые струились вдоль её спины, точно чёрная краска, Ада приготовила мне завтрак. Яйца вкрутую, горькая зелень [25], пирожки из сатурнианского зерна и тонкий, почти прозрачный ломоть розовой свинины с крышевых ферм Титона. Она даже позволила мне выпить кофе. Налила его в чашку, которая предназначалась для одной из моих старых кукол, потом налила себе чашку куда побольше. Мы обе добавили в кофе сливки, я – сахар, и Ада Лоп, посмотрев на меня своими знаменитыми огромными тёмными глазами, спросила, какой матерью я бы хотела её увидеть. Она была очень искренней в этом смысле. Просто спрашивала и ожидала прямых ответов, даже если вопросы были бесчувственными, нереалистичными, перформативными. Даже во время самых интимных бесед она продолжала играть. Как будто нас всё время снимали. Полагаю, так оно и было – и, возможно, потому Ада и задержалась в нашем доме надолго. Никто другой в целом мире не разговаривал так, как она. Даже на театральной сцене. Все от такого приходили в замешательство, но Аду невозможно было смутить.