Читать книгу "Среди восковых фигур - Инна Бачинская"

А может, он не собирался умирать и это все-таки случайность? Капитан сказал, сопли и слезы… нервный срыв? Не похоже! Пустой дом, идеальный порядок, самодостаточность и вдруг слезы и сопли… Любовь? Представить себе, как это – уйти насовсем, а перед этим выпить бутылку водки.

То есть рыжеволосая девушка была, иначе зачем убивать себя? Если это не психоз…

Кротов принимал снотворное, пузырек стоял у него в спальне на прикроватной тумбочке. На нем только его отпечатки пальцев. А вот кто всыпал горсть в бутылку или в рюмку, а потом сунул ее Кротову в руку – вопрос…

* * *

– Это мой дом, – сказала Саломея Филипповна Мироне, открывая калитку. – Милости прошу!

Навстречу им выскочили собаки – черная Альма, которую Мирона уже знал, и рыжеватый большой пес, похожий на овчарку. Альма залаяла, приветствуя гостя, большой пес подскочил и молча обнюхал его, потом разинул пасть и издал странный полузадушенный звук.

– Это Херес, – сказала Саломея Филипповна. – Он у нас не разговаривает, но все понимает.

Мирона положил руку на голову пса, и они стояли так долгую минуту, словно прислушиваясь друг к другу. Пес вдруг отшатнулся и оскалился, потом попятился к сараю.

– Не показался ты ему, – сказала Саломея Филипповна. – Он у нас парень серьезный. Не бойся, не тронет.

Мирона стал посреди заросшего травой двора, озираясь. Старый деревянный дом с трубой, потемневший от времени, небольшие оконца, низкая крыша – можно дотянуться рукой. Длинная веранда, на ней стол и две лавки, поленницы дров по обе стороны. Неровный плетеный тын вокруг двора, колодец с притороченным цепью ведром и отполированной ручкой вертела.

– Нравится? Это не твоя каморка, это воля, – сказала Саломея Филипповна. – Чувствуешь, какой воздух? Садись на веранде, я по-быстрому. А то хочешь, покажу сад. Там много всего, от всех хворей. Пошли!

Она повела его за дом, он послушно шел следом. Там был сад и длинные ряды трав, мало похожих на те, что растут на огороде.

– Мой закут, – сказала Саломея Филипповна. – Зеленая аптека. Это мелисса, – она показала ему высокую траву с мелкими листьями и бледно-сиреневыми цветами. – От нее спишь и на сердце покой. И запах ласковый. Я дам тебе, будешь заваривать. Тебе надо. Это чабрец, там пижма, в самом конце высокие розовые цветы – иван-чай. А эти белые цветы и большие листья – дурман, от спазмов, от бессонницы, но надо осторожно, особенно с коробочками. Вон та белая кашка для желудка, этот вот желтый – зверобой, вон то шалфей, это хвощ, этот, с острыми листьями, в малых дозах от судорог, в больших – яд. Вон там облепиха, калина, мята.

Мирона жадно озирался. В саду пахло травой и сыростью. Он сорвал какой-то листик, растер в пальцах, поднес к носу. Отвел руку – запах был тяжелый, неприятный…

– Это любисток, – сказала Саломея Филипповна. – На Троицу вместе с аиром кладу на пол. Приворотное зелье…

…Они вернулись на веранду.

– Картошку будешь? У нас своя. И рыба, Никитка сам наловил. Это мой внук.

– Помочь не надо? – спросил Мирона.

– Не надо, сама управлюсь. Сейчас я тебе винца домашнего налью, не скучай. – Она ушла в дом. Вернулась через несколько минут с высоким стаканом желтого мутного вина и кувшином. – Сидр, по семейному рецепту. С травками.

Мирона взял стакан, пригубил вино. Оно оказалось довольно крепким, с необычным привкусом не то мяты, не то какой-то другой травы.

Вечерело уже, легкие прозрачные сумерки витали в воздухе. Заметно посвежело, запахло влажной травой и рекой. Дверь в дом была открыта, и ему было слышно, как она там возится. Он попытался вспомнить, когда сидел вот так за столом, в гостях, испытывая чувство уюта и покоя. И еще подумал, что мог бы остаться здесь. И еще о том, что устал… Очень устал. Ноша оказалась непосильной. Остаться и спать прямо здесь, на веранде, на топчане, под звездами, укрывшись старым тулупом. И чтобы на полу лежали собаки. И был теплый дом…

Он вздрогнул, увидев на перилах веранды птицу. Она была неподвижна и смотрела на него в упор круглыми желтыми глазами. Мирона невольно перекрестился. «Не бойся, это До-До, Никиткина сова», – услышал он голос Саломеи Филипповны…

…Они сидели на веранде, пока не наступила ночь. Как он себе и представлял, на черном небе высыпали яркие звезды. Картошка и рыба были съедены, они пили яблочное вино и говорили ни о чем, а больше молчали. Свеча горела в банке, дерганый свет освещал крупную женщину с гривой черных с сединой волос и мужчину напротив, громадного, с мощной грудной клеткой, большеголового, в мешковатой одежде. Оба смотрели на огонь и бог весть о чем думали…

Глава 9

Двое

Только раз бывают в жизни встречи,

Только раз судьбою рвется нить…

Павел Герман. «Только раз…»

Федор увидел Лидию издалека. Она стояла у витрины бутика и рассматривала платье на тощем манекене. Манекен расставил руки в стороны, отвернул голову от зрителя и откинулся назад, что придавало ему – ей! – странноватый и какой-то вывернутый вид. Плюс высоченные каблуки красных туфелек на тонких ножках. Федор улыбнулся, его позабавил контраст между живой девушкой и манекеном. Лицо девушки было сосредоточенным, брови нахмурены – она наклонилась вперед, рассматривая платье.

Он стоял и смотрел. Лидия почувствовала его взгляд и оглянулась. Вспыхнула и шагнула от витрины. Федор подошел.

– Красивое платье, – похвалил. – Вы любите белое?

– Очень! Мне тоже нравится, но…

Федор подумал, что она скажет «слишком дорого», но ошибся.

– Но?..

– Нет моего размера. Я была у них вчера. А сейчас шла мимо и… вот.

Она вздохнула. Федор кивнул, озадаченный. Это было так по-женски: купить не получится, так хоть полюбуюсь. Они стояли друг против дружки. Лидия порозовела. Федор, к собственному изумлению, чувствовал себя смущенным и не знал хорошенько, что сказать. Что это с ним? Пауза затягивалась.

– Иду пить кофе, – сообщил, чувствуя себя неуклюжим деревенским увальнем. – Ночью допил последние зерна и… вот. Хотите со мной?

Он улыбнулся своей «фирменной» улыбкой, от которой у старого доброго Митрича наворачиваются слезы и останавливается сердце. Капитан называет улыбку Федора подлым охмуряжем.

– Федор Андреевич, я не знаю… – пролепетала Лидия. – Я вообще-то шла за расписанием…

Удивительно несовременная девица. Даже покраснела. Федор усилием воли удержался, чтобы не сказать: «Можно Федор». Кашлянул значительно, чувствуя, как приходит в себя. Обычная девочка, студентка, каких много. Так что нечего тут распускать хвост и лишаться дара речи. Нечего. Он развел руками:

– Жаль. Тогда в другой раз?

На лице девушки что-то промелькнуло, и она сказала:

– Разве что недолго… ладно?