Читать книгу "Соседский ребенок - Шалини Боланд"

– Выпьем чайку в саду? – предлагает Доминик.

– Отличная идея, – жизнерадостно отвечаю я.

Выношу из дома Дейзи и укладываю ее на расстеленный на траве игровой коврик под выгоревший зеленый пляжный зонт. Затем сажусь в одно из садовых кресел. Когда мы купили этот набор деревянной мебели для патио, то планировали каждый год пропитывать древесину маслом, чтобы мебель выглядела красиво. Естественно, никто ничего не делал, и мебель стала серой и облупилась.

Доминик приносит две кружки с чаем и ставит их на стол, а потом садится напротив меня.

– Ты видела, что на доме Паркфилдов вывесили объявление «Продано»? – спрашивает он.

– Серьезно? – Я подаюсь вперед. Я знала, что третий дом выставлен на продажу, но совсем забыла об этом.

– Похоже, у нас скоро появятся новые соседи, – добавляет Дом.

– Будем надеяться, что они приятные люди. Интересно, а куда переезжают Паркфилды?

Мы с ними мало общались: ведь Стивен – директор моей школы, а Лорна неприветлива. Похоже, Стивен Паркфилд предпочитает не смешивать деловое и неделовое общение, что меня вполне устраивает.

– Не имею представления, – отвечает Доминик, отпивая чай.

– Интересно, означает ли это, что Паркфилд уволится из Сент-Джорджа, – размышляю я вслух.

– Очень может быть, – говорит Доминик.

– Наверное, на работе все уже всё знают. – Уйдя в отпуск по уходу за ребенком, я выпала из общественной жизни. Я мысленно помечаю себе, что надо бы написать сообщение Тиму, моему завучу, и узнать у него последние сплетни. – А если Паркфилд увольняется, это означает, что и девочки уйдут из Сент-Джорджа вместе с ним.

– Гм, – отвечает Доминик. Я догадываюсь, что он почти не слушает меня. Он сидит подставив лицо солнцу и закрыв глаза.

Время от времени я вела уроки в классах, где учились все падчерицы Паркфилда.

– Джесс и Линда милые девочки, – продолжаю я, – а вот по Ханне я скучать не буду. Ей палец в рот не клади.

– Это старшая? – спрашивает Доминик.

– Ага. Они куда-то уезжали на все лето. – Я отдираю задравшуюся щепку от стола. – Вернулись на этой неделе.

– Некоторым везет, – бормочет Доминик.

– Если честно, я рада, что они переезжают. Мне всегда было немного неуютно жить по соседству с начальником.

– Ага.

– Надеюсь, новые жильцы не будут сносить стены, – говорю я. – Скорее всего, мне не вынести еще одной стройки под боком.

– Это точно.

Я отпиваю чаю и смотрю на Дейзи, которая что-то лепечет и улыбается, наподдавая рукой болтающиеся над ней игрушки.

– Доминик, мне нужно кое-что тебе рассказать.

– Ой-ей, – говорит он, открывая глаза. – Звучит угрожающе.

Я перевожу взгляд с Дейзи на своего мужа.

– Ничего не угрожающе. Ну, немного. Это насчет Мел.

– А что с ней? – Он наклоняется вперед.

– Дело в том, что я одалживала ей деньги.

– Ясно.

– Много денег.

– Сколько? – спрашивает Дом.

Я содрогаюсь.

– Около семисот фунтов.

– Черт побери. – Он откидывается на спинку и принимается раскачиваться на двух задних ножках кресла. Я боюсь, что он упадет и разобьет себе голову, но ничего ему не говорю.

– Знаю. Это общая сумма. Я время от времени давала ей в долг. И каждый раз, когда я одалживала ей деньги, она клятвенно обещала отдать их на следующий же день, но никогда не отдавала.

– Ладно, все в порядке, – говорит Доминик, опуская кресло на четыре ножки. – Она наш друг. Я не против помочь, если ей так тяжело.

– Серьезно? – Я с подозрением смотрю на него. Он даже ухом не повел. Я-то думала, что он придет в ярость. Ведь он всегда так прижимист в финансах. – Я сказала ей, что больше не дам взаймы, пока она все не отдаст. Я все-таки не теряю надежды.

Он хмурится.

– Вы поссорились?

– Если честно, то я не поняла. Что до меня, то я немного разозлилась. Она немного расстроилась и расплакалась.

– Ты довела ее до слез? На тебя не похоже, Кирст.

– Всего одна слезинка, но, думаю, она пустила ее, чтобы разжалобить меня. Она стала рассказывать, как тяжело быть матерью-одиночкой…

– Думаю, это действительно тяжело, Кирст. Может, ты слегка перегнула палку? Уверен, она все отдаст, когда сможет.

– Доминик, я не жадная, просто знаю, что мы больше никогда не увидим эти деньги. А мы не можем себе такое позволить. Я уже превысила кредитный лимит из-за того, что она вчера не вернула деньги, как обещала.

– Давай я переведу на твой счет какую-нибудь сумму, – предлагает он.

– Ты? Спасибо.

– Мне жалко ее, – говорит Доминик. – Ей нелегко.

Я не напоминаю о том, что ее бывший при деньгах и выплачивает щедрое содержание. Я не хочу выглядеть скрягой. У Мел, даже когда ее нет рядом, мастерски получается пробуждать во мне угрызения совести.

– И все же мы не можем ссужать ее деньгами. Я ей так и сказала, так что, надеюсь, она больше не попросит взаймы.

– Ну, раз уж пошли такие откровения, – говорит Доминик, – то и я должен признаться тебе кое в чем. – Он говорит робким, извиняющимся тоном, так как знает, что мне не понравится сказанное. Делает глоток чая.

– В чем? – спрашиваю я. Может, именно поэтому он спокойно воспринял то, что я надавала Мел денег в долг? Может, он собирается признаться в чем-то похуже?

– Мне нужно сегодня выйти на тренировку, – говорит он.

– Ох. – У меня падает сердце. Так я и думала! Конечно, это не конец света, но меня тут же охватывает тревога. В будни, когда он на работе, я смиряюсь с одиночеством, но то, что он бросает нас в субботу, приводит меня в отчаяние.

– Дело в том, – продолжает он, – что и завтра мне надо выйти на тренировку.

– Что?! Два дня подряд?

– Понимаю, прости. Такой график всего на шесть недель. Когда триатлон закончится, я буду раньше приходить после работы, а тренировок станет меньше. Если я хочу победить, мне нужно тренироваться. А иначе нет смысла участвовать в соревнованиях.

– Ты собираешься тренироваться по выходным целых шесть недель?

– Если ты не возражаешь.

Я вздыхаю, представляя бесконечные одинокие недели, и вдруг меня охватывает сочувствие к Мел, которая живет вот так постоянно.

– Послушай, – говорю я, – я не хочу, чтобы ты бросал любимое дело. Просто… мне очень одиноко. А как же Дейзи? Она же так любит, когда ты дома. Мы с ней и так одни целыми днями. Мы с ней с нетерпением ждем выходных, когда ты дома.