Читать книгу "Сердце Зверя. Том 1. Правда стали, ложь зеркал - Вера Камша"

— Могу ли я узнать подробности? — засуетился Карлион. — Я немедленно еду…

— О нет, — Марсель изящно расправил салфетку, — я вам ничего не скажу до конца обеда. Ваше общество слишком приятно, чтобы его лишаться, а дело… Оно терпит. Мой герцог и ее высочество Елена всего лишь просят передать его величеству их письма.

— Так выпьем за ласточку Ургота! — вскочил с места Тристрам. — За ласточку, щебет которой несет в Талигойю весну!

— О да, — торопливо подхватил Бурраз-ло-Ваухсар, — за ласточку, которая скоро станет розой! Прекрасной розой на груди его величества.

— Пусть весна принесет в Талигойю любовь и радость!

— Так и будет!

Под столом, напоминая о своих законных правах, тявкнул Котик.

2

Больше всего Руппи бесила салфетка. Ослепительно белая, с аккуратной, вышитой коричневым шелком монограммой, она доблестно защищала фельдмаршальский мундир от капель и крошек. Вежливость Бруно и его офицеров была такой же — накрахмаленной, жесткой и украшенной малюсенькой короной. Не дай Создатель, кто-то заподозрит, что сии достойные господа не до конца уверены в победе и не в полном восторге от венценосного Готфрида и его доблестного родственника Руперта фок Фельсенбурга, перенесшего в плену немыслимые испытания.

Доблестный родственник аккуратно, не торопясь, жевал и глотал сочнейшую свинину, запивал старым алатским, отвечал на вопросы, улыбался и вспоминал Шнееталя с Бюнцем. Капитан «Весенней птицы» утверждал, что сухопутные продувают кампанию за кампанией, потому что слишком много жрут и слишком много врут. Адольф был сдержанней, но не скрывал того, что в море если и утонешь, то в воде, а не в раздорах и циркулярах.

Прибытие Бермессера с Хохвенде лишь сплотило Западный флот вокруг его командующего. Стоило любимцам Фридриха войти в кают-компанию, как им давали понять, что моряки не собираются плясать под чужую волынку. За столом Бруно сидело восемь человек, и каждый был не за Дриксен и не за кесаря, а сам за себя. Кроме Олафа, разумеется. Поменяйся Ледяной с фельдмаршалом местами, он бы… Он бы так или иначе показал, что рад возвращению если не друга, то соратника и не допускает мысли, что тот не исполнил свой долг. Бруно предпочел отгородиться крахмальными салфетками, безупречно начищенным серебром и штабными офицерами, среди которых могли затесаться дружки Хохвенде. Разумеется, позволить себе беседу наедине с вернувшимся из плена адмиралом командующий Южной армией не мог, но есть взгляд, улыбка, тон разговора, наконец. Бруно вел себя с Олафом, словно чужой, хотя они и были чужими.

Дядя кесаря и отдавший себя не Готфриду, а Дриксен и морю сын оружейника могли стать не более чем союзниками против Фридриха, а союзников, которым не повезло, покидают. На суше.

— Как вы нашли талигойцев, господин Кальдмеер? — с вежливым равнодушием осведомился фельдмаршал. — Они не растеряли боевой пыл без своего непобедимого кэналлийца?

— Насколько я мог заметить, не растеряли, — в тон хозяину ответил Ледяной.

— Очень жаль, — посетовал Бруно, — но дурное самочувствие не способствует наблюдательности. Возможно, мой внучатый племянник заметил больше вас?

— Весьма вероятно. — Олаф внимательно посмотрел на адъютанта. — Руперт, фельдмаршал желает знать ваше мнение о талигойцах.

— Они настроены на войну, господин фельдмаршал, — с удовольствием доложил Руппи и мстительно добавил: — Насколько я мог судить, среди высших талигойских офицеров нет фигур, равных господам Бермессеру и Хохвенде. Вашу армию ждет ожесточенное сопротивление.

— Твердая земля не располагает к мечтам, — произнес худой генерал с седыми висками. — Мы начинаем кампанию с открытыми глазами и понимаем, что против нас сосредоточена сильная армия, которой командуют сильные генералы. К счастью, мы можем быть уверены, что во время решающего сражения к противнику не подойдут резервы, по численности превосходящие его изначальные силы.

— Вам повезло, господа. — Руппи широко улыбнулся. — То есть я хотел сказать, что вам повезет, если вы и впредь будете смотреть собственными глазами, а не глазами назначенных в орлы кротов. И вам повезет еще больше, если к вам не приедут лягушки с полномочиями…

— Руперт, — негромко попросил Олаф, — не увлекайтесь землеописанием. Вряд ли господам офицерам интересны кроты и лягушки.

— Прошу прощения, — Руперт поймал взгляд генерала с седыми висками и внезапно понял, что если тут и есть друг, то это он, — я желаю нашим хозяевам не столкнуться с подобными… гадами. Они весьма неприятны.

— Но они здесь водятся, — седой обернулся к красивому кавалеристу, — не правда ли, фок Хеллештерн?

— У реки не может не быть лягушек, — вмешался в беседу Бруно, — но зимой гады спят, а я намерен форсировать Хербсте до того, как они проснутся. Руппи, вы не желаете при этом присутствовать? Спор Дриксен и Талига будет нами решен этим летом раз и навсегда.

— Наследнику Фельсенбургов это было бы полезно, — очень спокойно произнес Ледяной. — Вы видели море, Руперт. Посмотрите, как воюют на суше.

— Господин фельдмаршал, я признателен за оказанную честь. — Такой разговор можно вести только стоя, и Руппи встал, чувствуя на себе чужие взгляды. Очень разные. — К сожалению, я не могу воспользоваться вашими родственными чувствами, как бы мне того ни хотелось. Мой долг, слово, данное морякам «Ноордкроне», и справедливость требуют моего присутствия в Эйнрехте.

О том, что он не променяет Ледяного и на дюжину Бруно, Руппи вежливо умолчал.

3

— Его величество Альдо Первый ожидает посла великого герцога Урготского, — плохо обструганным голосом объявил Мевен. Гимнет-капитан столь сильно давил в себе презрение к однокорытнику, что оно выступало из ушей и ноздрей. Бедняга, он, как и все северяне, не видел, как давят виноград, хотя должны же они что-то у себя там давить. Дриксенцев, например, или какую-нибудь чернику.

— Благодарю, мой друг, — томно протянул граф Ченизу, вплывая в брезгливо распахнутые двери. Предстоящие деяния урготский посол жевал и пережевывал до тошноты. Пока все шло как по маслу. Марсель угадал даже со временем — ради выгодной женитьбы его величество пожертвовало послеобеденными раздумьями, пожертвует и другим. И другими.

— Мы рады вновь видеть вас, — изрек истомившийся жених. — Письма из края ласточек несут весну, а ее нам сейчас не хватает. Кроме того, мы намерены вручить вам жезл почетного судьи турнира Сердца Весны. Мы даем его в честь прекраснейшей из принцесс.

Марсель застыл в приличествующем случаю поклоне. Два месяца в столичной дикости свое дело сделали — граф Ченизу больше не проверял надежность пуза и не путался в старо-новых начинаниях. Сердце Весны вместо Талигойской Розы стало очередным перевертышем. На то, чтобы переименовать затеянный Франциском в честь своей Октавии ежегодный турнир, Альдо хватило, но сменить день ниспровергатель Олларов не догадался.

— Я безмерно польщен. — Валме растерянно хлопнул ресницами. — Безмерно, но я… Я дурной знаток благородного рыцарского искусства. Я, знаете ли, никогда не испытывал тяги к древности и даже не знаю, что носят почетные распорядители, а мои портные… Они весьма добросовестны и именно поэтому не могут работать быстро.