Читать книгу "Эдгар Аллан По и Перуанское Сокровище - Карен Ли Стрит"

– Вымпелохвостый колибри был атакован воробьиной пустельгой, что весьма необычно, но спасен полковником Карром. Полковник около полугода содержал птицу живьем в подобии тропического рая, и вот она гибнет накануне моего приезда в Филадельфию? – сказала она, точно читая мне мораль.

– Значит, вы думаете, что сие необычное нападение на колибри – некое знамение, как-то касающееся смерти Иеремии Мэтьюза?

– Убийства, – поправила мисс Лоддиджс.

– Убийства, – послушно подхватил я. – А в перуанскую экспедицию Иеремия отправился по поручению вашего отца, верно?

– Да, – скорбно отвечала она. – Он должен был привезти птичьи шкурки, из которых мне предстояло изготовить чучела для пополнения отцовской коллекции.

Не зная, какими словами можно ее утешить, я промолчал. Мисс Лоддиджс осушила чашку и резко поднялась с кресла.

– Возможно, знакомство с процессом поможет вашему расследованию?

Поначалу я был озадачен, затем с ужасом понял, к чему она клонит, однако вежливо отказать даме не смог.

– Да, взглянуть на вашу работу было бы… весьма познавательно.

Мисс Лоддиджс повела меня по коридору в заднюю часть дома, затем мы вышли в сад, усеянный грудами не желающего таять снега, и вошли в одну из огромных оранжерей, натопленную куда жарче, чем комнаты в доме Карров. Вокруг было полным-полно экзотических растений, стекло потолка сверкало в лучах зимнего солнца синеватым алмазным блеском. Здесь мисс Лоддиджс направилась к установленному под сенью пальмы столу, и я последовал за ней.

На столе стоял открытый деревянный футляр с иглой и нитью, толикой ваты, горшочком какой-то микстуры, банкой белого порошка и целым арсеналом разнообразных тонких ножниц, ножичков и щипчиков, аккуратно – кончики выровнены, как по струнке – уложенных остриями вверх. Отчего-то все это казалось очень знакомым, хотя рабочего места мисс Лоддиджс в Парадайз-филдс мне повидать не пришлось.

Справа от всех этих блестящих орудий лежал небольшой бумажный сверток в форме конуса. Тонкие, обезображенные небрежно обкусанными ногтями и заусеницами пальцы мисс Лоддиджс развернули бумагу. Да, я понимал, что там, внутри, но, несмотря на это, сердце сжалось от жалости. Это яркое тельце с изумрудной спинкой и крыльями, с жемчужно-белой грудкой и горлом, украшенным алым пятном, казалось таким одиноким, таким безнадежно мертвым…

– Тот самый вымпелохвостый колибри. Полковник Карр звал его Руби, хотя это, конечно, самец, – негромко сказала мисс Лоддиджс.

Уложив колибри на лист чистой бумаги, она начала указывать на каждый предмет на столе:

– Пакля, консервирующий раствор, ножницы, нож для срезания шкурки, французские торцевые кусачки, еще пара рычажных кусачек различной формы, корнцанги и проволока для каркаса. Без всего этого не обойтись.

Тут-то мне и пришло в голову, где я мог видеть подобный стол раньше – очень похожий, только миниатюрный, должен был послужить деталью той макабрической диорамы. Но что же он мог означать? Неужели угрозы в мой адрес распространяются и на мисс Лоддиджс?

Сосредоточившись на работе, моя благодетельница забыла обо всем и быстро, уверенно взялась за дело. Казалось, миниатюрные размеры птицы нимало ей не препятствуют. Работая, она зашептала, зашелестела, поясняя каждое свое действие.

– Вначале нужно сменить вату в ротовой полости, в ноздрях, в слуховых каналах, в заднем проходе и в раневом отверстии, если таковое имеется, – сказала она, ловко управляясь с сим деликатным делом. – Очень важно не привести в беспорядок оперение и не растянуть шею. А это, – пояснила она, посыпая крохотный трупик грубо смолотой кукурузной мукой из банки, – затем, чтоб уберечь перья от крови и жира.

Скрупулезно сняв с тела колибри все мыслимые мерки, мисс Лоддиджс записала результаты и залепила птичий клюв комочком пчелиного воска. С немалым ужасом я представил себе, как бедное создание давится жуткими криками боли.

– Вот теперь можно начать, как полагается, – продолжала мисс Лоддиджс, указывая на крылышко птицы. – Плечевую кость я оставляю нетронутой: сломать плечевую кость крыла – значит изувечить самую выразительную часть тела птицы. К тому же никакой практической необходимости в этом нет.

Тут она на миг подняла взгляд, дабы убедиться, что я все понимаю. Несмотря на замешательство, я кивнул, и мисс Лоддиджс снова взялась за дело. Осторожно разведя в стороны и выломав из суставов птичьи лапы, она уложила колибри на спину, раздвинула перья на его грудке, приставила острие ножа к самой ее середине и легким движением взрезала тушку вдоль правого края грудины до самого подхвостья. Блестящее металлическое острие отделило от тела края кожи, и мисс Лоддиджс, перевернув птицу, проделала то же самое с левой стороны грудной кости.

– Сейчас необходимо полностью отделить кожу от плоти. Понимаете?

С осторожностью распахнув шкурку на птичьей груди, мисс Лоддиджс при помощи миниатюрных ножниц отрезала от тела лапы и снова взялась за нож. Тонкое лезвие в тонких пальцах так и мелькало, освобождая от кожи основание хвоста, крылья, шею, глаза, слуховые каналы, и вот, наконец, шкурка была снята. Тут мисс Лоддиджс ненадолго прервала работу.

– Теперь мне нужно, – негромко заговорила она, указывая острием скальпеля на птичью голову, – отделить череп от шеи, вынуть язык и извлечь мозг.

Жара вокруг сделалась невыносимой, свет начал меркнуть под натиском тьмы.

– Затем я удалю глаза, но при этом следует соблюдать особую осторожность: если глаз лопнет, внутриглазная жидкость – так называемая водянистая влага – может испачкать перья.

Какой оборот должны были принять ее объяснения далее? Сказать откровенно, не знаю. Одолеваемый тошнотой, я бросился к кадке с пальмой, где и навлек на себя неслыханный позор. Но вот, наконец, дурнота несколько ослабла. Сгорая от стыда, я, как мог, привел себя в порядок при помощи носового платка и вернулся к рабочему столу благодетельницы.

– Прошу прощения. Не понимаю, что это на меня нашло, – заговорил я, пытаясь подыскать убедительное объяснение собственного конфуза.

Однако мисс Лоддиджс только покачала головой.

– Что вы, это я должна извиниться, – сказала она. – Я совсем позабыла, что подробности таксидермического ремесла многим неприятны. Иеремию процесс возвращения птиц к жизни приводил в восторг, но вот отец, несмотря на свою обширную коллекцию пернатых, видеть меня за работой не может. Присядьте-ка сюда и выпейте воды.

Отведя меня к креслу у небольшого стола с графином, она налила мне воды, но, принимая у нее чашку, я невольно бросил взгляд на прилипшее к ее пальцу нежное перышко, и к горлу вновь подступила тошнота. Поспешно поставив чашку на стол, я зажал рот ладонью и закашлялся.

– Благодарю вас, мне уже много лучше.

– Вот и прекрасно, – откликнулась она, не сводя с меня заботливого взгляда. – Возможно, лучше просто рассказать вам все, что мне известно об убийствах?