Читать книгу "Сердце с перцем - Арина Ларина"

Алексей развеселился, Лера разозлилась – в общем, обстановка накалилась. Плюс ко всем неприятностям, мимо бледной ланью проскакала повизгивающая тощая девица, а следом пронесся гикающий от восторга Артем. Со стороны действо выглядело как попытка утопления. Бледонолицая нимфа истошно вопила и вяло отбивалась, а несостоявшийся Лерин кавалер загонял ее в воду, растопырив руки и смешно подпрыгивая.

Все были при деле, одна Лера молча злилась, прикрыв лицо кепкой.

– Что ты кочевряжишься? – рядом присел Алексей и надавил на край лежака. Лерочка почувствовала, что медленно съезжает вниз, причем головой вперед. – У тебя же на лице все написано.

Он щелчком сбил бейсболку и насмешливо уставился ей в глаза.

– Сначала читать научись, а потом делись наблюдениями, – огрызнулась Лера. Если бы не наглость и напористость, он бы мог ей понравиться.

В этом неудачном отпуске накопилось уже столько этих «бы», что остро захотелось домой. Самым обидным казалось то, что без вышеупомянутых «бы» отдых мог получиться вполне удачным. Лерочка сама, как недалекий туземец, словно акульи зубы нанизывала бусами условности, отпугивая удачу в лице вполне симпатичных мужчин.

Наверное, это было все не то, раз ничего не получилось.

Возвращалась она словно опустошенная, со странным ощущением, что что-то потеряла на солнечном берегу Красного моря. Наверное, на горячем песке осела пылью Лерочкина уверенность в том, что она все делает правильно. Потому что Юля, все делавшая неправильно, сидела рядом довольная, как мартовский кот, допевший свой концерт до конца.

– Смотри, что я мужу купила. – Юля вытащила из сумочки запонки в виде скарабея.

– Кому? – опешила Лера, которой казалось, что уже ничто не может ее удивить.

– Мужу, – пожала плечами Юля. – А что?

Лерина попытка подавить изумление провалилась.

– Хочешь совет? – снисходительно прищурилась попутчица. – Живи, пока живется. Чтобы и не стыдно, и прожитого не жаль. Понимаешь?

На всякий случай Лерочка кивнула. Хотя понятие ее определения «стыдно» явно кардинально отличалось от Юлиного. Во всяком случае, Лера, безусловно, пожалела бы о столь разгульном отдыхе. Все хорошо в меру. С другой стороны, и мера у каждого своя…

– Не одобряешь, – понимающе ухмыльнулась Юля, словно угадав ее мысли. – Каждому свое. Если повезет, то выйдешь замуж по неземной любви и будешь жить воспоминаниями о ней. Просто потому, что в семейной жизни никакой безумной любви не бывает. Быт, ссоры, борьба за свои права и интересы – это да. Перемирия – тоже да. А любовь пройдет в момент, как только у тебя появится свекровь, а у него – теща. И моли бога, чтобы было о чем вспомнить потом. Потому что без воспоминаний жить нечем. Мне вот нечем.

Отсутствие жизненного опыта мешает правильной оценке событий и фактов. Лера была уверена, что в своих несчастьях каждый виноват сам. То, что любовь проходит, она уже слышала неоднократно, поэтому семья ассоциировалась у трезвомыслящего главбуха исключительно с правильным расчетом в хорошем смысле этого слова. Не надо ждать ничего запредельного, тогда и разочаровываться не придется. Один шанс из ста, что в жизни случится чудо и на двух малознакомых или даже давно и хорошо знакомых людей обрушится любовь с большой буквы, мифическое чувство, воспетое поэтами и прочими эмоционально неуравновешенными творческими личностями. Как правило, встреча двух сердец – это не более чем элементарное физическое влечение, подкрепленное взаимной симпатией на духовном уровне, более-менее схожими интересами или общей целью, а то и всем этим добром, вместе взятым.

Судя по рассказу Юли, начинала она строить свою судьбу вполне обдуманно и взвешенно. Только фортуна, похоже, не любит трезвомыслящих девушек, норовя подсунуть им какое-нибудь пакостное доказательство несовершенства их теории. Блондинка оказалась в некотором роде Лерочкиной подругой по несчастью, только продвинулась значительно дальше. Когда тонешь в болоте, надо сконцентрироваться, зацепиться за любую ветку и сосредоточенно, не паникуя, вылезать. Неудачная семейная жизнь мало чем отличается от болота. Лере повезло, ее «ошибка» сама распрощалась, не успев усугубить ситуацию. Юле повезло значительно меньше. Она упорно пыталась приспособиться к погружению в трясину, создавая максимально комфортные для себя условия. Приспосабливайся не приспосабливайся, а тонуть в любом случае радости мало. Поняла она это лишь тогда, когда, фигурально выражаясь, начала захлебываться.

Детство у Юли, судя по рассказу, было не особо счастливым. Мама была занята лишь собой, поэтому дочери доставались лишь попреки и оскорбления. В результате вместо умницы и скромницы у родительницы неожиданно выросла хамоватая девица, ведущая разгульный образ жизни.

С одной стороны, если воткнуть в клумбу розовый куст, не утруждая себя в дальнейшем прополками, поливами и прочими садово-огородными мероприятиями, то нелогично удивляться, получив в результате заросли чертополоха. Может, розы и не зачахли совсем, но кто ж там в колючих дебрях разберет – есть цветочки или нет.

С другой – у каждого оппонента есть всегда масса доводов собственной правоты. Даже слова для описания одного и того же события они подбирают разные, соответственно позиции и конечной цели – оправдать себя и затоптать противника.

Юлина мама, разрываясь между своей личной жизнью и родительским долгом, мало в чем преуспела, а результат не замедлил сказаться. Раздраженная мать, обнаглевшая без должного присмотра дочь и куча мелких проблем, скатавшихся в один увесистый ком взаимного недовольства и непонимания. У каждой нашлись причины упрекнуть противоборствующую сторону и пожалеть себя. Все зависит от точки зрения, правильность которой весьма условна и относительна. Если наблюдать рассвет, лежа с западной стороны высокого забора, то утро наступит в полдень – именно тогда, когда светило вплывет в поле обзора. Как правило, точки зрения оппонентов резко полярны, потому и обзор разный.

Лерочке вспомнилась изумительная история, не так давно произошедшая в их дворе. Пересеклись на детской площадке два всеобщих раздражителя: ротвейлер Блэйд и гопник Коля. Ротвейлер был любимцем Стеллы Арчибальдовны, чопорной пожилой дамы, имевшей славу местной скандалистки. Стелле Арчибальдовне было дело абсолютно до всего. Она самозабвенно строчила участковому жалобы на детей, оравших в песочнице, на кошек, мяукающих по ночам, на соседей, куривших на лестнице и ставивших машины под окнами, на депутата, обещавшего перед выборами заасфальтировать дорогу, да так и не собравшегося выполнить народный наказ. Слава склочницы ее нимало не волновала. Дама с маниакальным упорством ходила по квартирам, собирая подписи на очередную петицию. Последней идеей фикс был перенос шоссе подальше от жилого квартала.

– Ничего невозможного нет, – убежденно вещала она. – Глаза боятся, руки делают.

Стеллу Арчибальдовну вполне можно было бы считать непримиримым борцом за правое дело, если бы не одно «но». Здоровенный Блэйд, краса и радость хозяйки, всегда носился по двору без поводка и намордника. Даже привычные местные жители с крепкой психикой холодели, когда на них неслось шестидесятикилограммовое чудовище с раззявленной пастью, украшенной полощущимися по ветру нитями слюней. Рыдали дети, визжали женщины, злился участковый, но сделать с собакой было ничего нельзя, поскольку жертв пока не было. На угрозы Стелла Арчибальдовна реагировала индифферентно, спокойно обещая натравить собаку «при случае». Случай не представлялся, поскольку народ, зная ее вздорный характер, экспериментировать не желал.