Читать книгу "Воспоминания о Евгении Шварце - Евгений Биневич"

Козаков Михаил Михайлович (1934–2011), артист, режиссер, нар. арт. России.

Впервые в кн.: Михаил Козаков «Записки на песке» (М., 1988) Печатается по этому изданию.

1. Сейчас на этом здании мемориальные доски есть у всех писателей, названных автором, кроме Е. Ш.

СЕРГЕЙ ЦИМБАЛ СКАЗОЧНИК ПО-ПРЕЖНЕМУ СРЕДИ НАС!

Цимбал Сергей Львович (1907–1978), театровед, критик; автор книги «Евгений Шварц». (Л., 1961).

Под заголовком «Сказочник по-прежнему среди нас!» — в ж. «Искусство кино» (1962. № 9). Публикуется по сб. «Мы знали Евгения Шварца» (1966).

1. П. Ф. Метузал. Джентльмен, или Настольная книга изящного мужчины. СПб., 1913.

2. Речь идет о пьесе «Пусть неудачник плачет» (1946)

РАИСА БЕРГ ИЗ КНИГИ «СУХОВЕЙ»

Берг Раиса Львовна (1913–2006), генетик, доктор биологических наук. Выслана из России в 1975 г. Автор книги «Суховей. Воспоминания генетика».

1. Первая часть воспоминаний впервые в «Суховее» (Нью-Йорк, 1983), вторая — в «Суховее» (М., 2003); печатаются по последнему изданию. «Байки» публикуются впервые.

ЮРИЙ СЛОНИМСКИЙ ИЗ СБОРНИКА «МЫ ЗНАЛИ ЕВГЕНИЯ ШВАРЦА»

Слонимский Юрий Осипович (1902–1978), критик и историк балета, либреттист.

Впервые — «Мы знали Евгения Шварца». Печатается по этому изданию.

1. «Берег надежды» А. Петрова, «Тропою грома» Кара Караева.

2. «Родные поля» — балет Н. Червинского.

3. «Аистенок» Д. Л. Клебанова.

4. Этот эпизод в жизни Е. Ш. произошел во второй половине 1953 г. Воспоминания Ю. Слонимского писались в 1965 или 1966 гг., а воспоминания Е. Ш. написал в 1955-м. И потому, думаю, они более точны. Григорович «пришел поговорить, разузнать — не соглашусь ли я написать либретто для балета. Был он артистом Кировского театра и, в отличие от балетных мальчиков, с самых первых слов произвел впечатление человека, а не только цветущего растения. Он уже пробовал себя в качестве балетмейстера и надеялся получить постановку. Конечно, ему хотелось сказку. Преодолевая некоторое отвращение, я стал беседовать с ним на эту тему. Отвращение, точнее страх вызывал не будущий балетмейстер. Боже упаси. Боялся я духа, что властвует в их театре. Но вот попадешь на балетный спектакль — и словно свежим ветром рассеивается сплетнический, за глотку хватающий туман предубеждения. Великолепное, близкое музыке, вне смысла лежащее зрелище охватывает сознание… И чистота»

5. «И как всегда в преживаниях подобной высоты, похожее на влюбленность чувство жажды. Со смутным сознанием, что утолить ее — нет надежды, нет способа. И при встрече с Григоровичем последнее ощущение смутно заговорило во мне. И я как будто испытал желание присоединиться, стать участником того, что видел на сцене. Впрочем — очень смутное. Яснее говорило единственное, неизменное и могучее чувство, сопровождающее меня всю жизнь — оставьте меня в покое. Опыт научил, что для этого спокойнее всего — изъявить согласие, а там видно будет. И я согласился подумать. Но у Григоровича натура оказалась здоровая. Он вовсе не хотел покоя, а хотел либретто. Он зашел еще раз и еще, и кончилось дело тем, что я, к собственному удивлению, придумал нечто, соответствующее моему представлению о балете. И Григоровичу это понравилось. И я стал писать заявку, которую они /т. е. театр. — Е. Б./ с меня требовали. Но едва я дошел до середины, как в Комарове, когда не было меня дома, появился человек, отлично одетый и крайне самоуверенный. Он сообщил Кате, что вызван из Москвы Кировским театром, дабы стать моим соавтором. У него большой опыт в этой области. Он уже отыскал композитора. И так далее. Я ужаснулся. Еще не прочтя либретто, не зная толком, в чем тут дело, разыскали они мне соавтора, который в свою очередь добыл композитора. Ну и дельцы! И обычное желание — оставьте меня в покое — разгорелось непобедимо…» (Евгений Шварц. Телефонная книжка. — М., 1997. С. 99–102)

Фрагменты статьи Ю. И. Слонимского с воспоминаниями о Е. Л. Шварце, не вошедшие в издание 1966 г. «Мы знали Евгения Шварца». Приведены по одному из двух черновых вариантов статьи, хранящихся в Санкт-Петербургской государственной Театральной библиотеке в архиве Ю. И. Слонимского:

Ф. 22. Ю. И. Слонимский. Оп. 2. Ед. хр. 301.

Сохранившиеся в архиве варианты представляют собой машинопись с авторской правкой, имеют название: «Е. Л. Шварц — балетный драматург». Не датированы, время создания, по-видимому [1960-е гг.]

Фрагменты приводятся последовательно от начала к концу статьи. В начале даны строки (выделенные курсивом), между которыми помещается фрагменты.

После предложения: «В ту пору эти его взгляды…… в этом немало обязан Евгению Львовичу» до слов «Чуть позже я повторил свое предложение»

«Не лишне будет сказать, что в то время собственные дела Евгения Львовича оставляли желать лучшего: пьесы его исчезли из репертуара большинства театров, новые проекты для сцены и кино застревали на пол-пути; в печати появлялись статьи о нем, резко критические и во многом несправедливые; словом, Евгению Львовичу приходилось туго. Он упорно работал, но жил по латинскому изречению: „Много трудов — мало денег“. Вот тогда-то у меня и возникла мысль предложить Евгению Львовичу написать балетный сценарий.

Когда я заговорил с ним об этом впервые, он нахмурился и промолчал».

После слов: «… формируется оригинальный и благородный поэт танца» до слов «Все это я рассказал Евгению Львовичу…».

«Я радовался этому и пытался проложить ему дорогу в театр им. Кирова. Но на все мои рекомендации мне неизменно отвечали: „Такого балетмейстера не знаем“ и упорно отказывались даже посмотреть, что он поставил во Дворце Культуры им. Горького»

После слов: «Это последнее даже рассмешило Евгения Львовича. Потом он задумался, и некоторое время мы гуляли молча» до слов «Мне показалось, что разговор о Григоровиче сдвинул с места интересовавший меня вопрос». (1)

«Потом он задумался, и некоторое время мы гуляли молча, как вдруг он спросил: „Вы говорите, что Григоровичу не дают ставить в театре. Как же ему помочь?“ Я ответил: „Сочинить для него сценарий“. Евгений Львович замолчал, и на том мы расстались.

Надо сказать, что Евгений Львович был очень отзывчив на чужую беду. Поэтому мне показалось, что разговор о Григоровиче сдвинул с места интересовавший меня вопрос».

После слов «Он работает, выполняя трудное задание — во что бы то ни стало излечить Несмеяну» до слов «Так сложился прекрасный сценарий»:

«И что бы он ни делал — все заразительно, зажигательно.

Как всегда у Евгения Львовича, остроумные детали имели большое значение. Вот один красивый эпизод, показывающий игру фантазии драматурга. Вовлекая придворных в „лечение“ царевны, герой заставляет их высадить окна, распахнуть двери; он срывает полог над ложем Несмеяны, стаскивает с нее платок, с приплясом и посвистом ведет царевну в сад. Перед Несмеяной проходят невиданные ею картины: гулянье девок и парней; полный птиц и животных лес, сам живой, с белоствольными кудрявыми березками, щеголяющими тонкой талией. Как выразился Евгений Львович, „тут идет какое-то па, куда надо вложить все, что только возможно“. И Несмеяна оживает. Все ей внове, все ее манит и радует, ко всему хочется приобщиться. „Снова танцы, — сказал на этом месте Евгений Львович. — Танец царевны, танец природы. Все живое, все настоящее, в противовес ненастоящему во дворце“.