Читать книгу "Высадка в Нормандии - Энтони Бивор"

В голове колонны шел бронетранспортер «Гвадалахара». Путь ему показывал местный житель на древнем мотоцикле. Он знал все закоулки и расположение немецких постов, так что небольшая группа Дрона преодолела оставшуюся часть пригородов без приключений и вышла к Итальянским воротам, самой южной точке Парижа. Жители приветствовали их вступление в город овациями. Колонну часто останавливали ликующие парижане, не верившие, что это – французские войска, пришедшие спасти столицу. Еще один проводник, армянин по национальности, подъехал к ним на мопеде. Дрон велел провести их к мэрии, но когда он вернулся к своему джипу, то обнаружил на его капоте дородную женщину из Эльзаса, сидевшую в позе Марианны, символизирующей Французскую Республику.

Незаметно удаляясь по закоулкам от авеню д’Итали, они направились на север к Аустерлицкому мосту. Как только колонна достигла дальнего берега Сены, она свернула налево и пошла по набережной. В 21:10 танки и бронетранспортеры с грохотом выкатились на площадь перед мэрией.

На другом конце Парижа танки полковника де Ланглада достигли своего рубежа – Севрского моста. По приказу майора Массю, впоследствии прославившегося жестокостью во время Алжирской войны, один из «Шерманов» Африканских стрелков пошел по мосту в сопровождении двух пеших бойцов Сопротивления. К их облегчению, мост не был заминирован, зато его периодически обстреливала немецкая артиллерийская батарея с Лоншанского ипподрома.

В мэрии капитан Дрон приказал своим бойцам занять круговую оборону. Он вошел в здание и поднялся по главной лестнице, чтобы доложиться. Лидеры Сопротивления во главе с Жоржем Бидо обняли его. Бидо попытался произнести речь, но не смог совладать с нахлынувшими эмоциями.

Снаружи горожане столпились вокруг танков и бронемашин. Сначала люди нервничали, но когда они увидели символ дивизии в виде карты Франции с лотарингским крестом, то просто обезумели от радости и бросились целовать солдат, утиравших выступившие на глаза слезы. Несколько человек бросились к близлежащим церквам. Зазвонили колокола, и вскоре над вечерним городом уже раздавался голос Бурдона – главного колокола собора Нотр-Дам. Уже не имевшая сил выходить из дома Колетт со слезами радости написала, что в тот памятный вечер «ночь была ярче рассвета».

Именно голос Бурдона наконец-то убедил жителей Парижа, что они свободны. Одна беженка из Нормандии как раз раздевалась перед сном, когда услышала перезвон колоколов. На улицу начали выбегать люди и кричать: «Наши пришли!»

На другом конце улицы Риволи генерал фон Хольтиц с офицерами своего штаба распивал в приемной шампанское из погребов отеля «Мерис». Той дождливой августовской ночью они обсуждали другую, Варфоломеевскую ночь, сравнивая собственное положение с положением гугенотов. Услышав перезвон колоколов, Хольтиц встал и подошел к письменному столу. Он позвонил генерал-лейтенанту Шпейделю и, дождавшись соединения, поднес трубку к окну. Шпейдель сразу понял, что это значит. Хольтиц, сознававший, что еще долго не увидит Германию, попросил Шпейделя позаботиться о его семье.

Когда зазвонили колокола, подразделение саперов немецкой 256-й пехотной дивизии на грузовиках с торпедами охраняло мост Александра III на противоположной стороне набережной Кэ-д’Орсе. Их офицера, лейтенанта Новака, вызвали в группу управления. Когда он вернулся, солдаты стали умолять его позволить им бежать из Парижа. Новак твердо ответил, что им сперва надо выполнить свой долг. Солдаты боялись не столько самого боя, сколько линчевания в случае, если они сдадутся парижанам.

А вот солдат Дрона принимали более чем радушно. Местные жители готовы были выполнить любое их желание. Они стали звонить родственникам солдат, чтобы те смогли сами сообщить близким о своем прибытии. Женщины принесли матрацы и драгоценные куски мыла. Они даже выстирали и выгладили грязную солдатскую форму.

На следующее утро парижане проснулись в атмосфере напряженного возбуждения. Многие женщины всю ночь шили флаги и одежду в сине-бело-красных цветах, чтобы приветствовать освободителей. Одна женщина сшила американский флаг и сделала для него звезды, вырезав каждую по отдельности из старого платья.

После долгих дождливых дней в пятницу, выпавшую на 25 августа, день св. Людовика, небесного покровителя Франции, выглянуло солнце, прорезав утренний туман и залив ярким светом весь Париж. Горожане собирались толпами на юго-востоке Парижа, готовясь встретить войска Ланглада. Новости передавались из уст в уста, и новые толпы повалили к Орлеанским воротам и Итальянским воротам, через которые в столицу входила колонна Бийотта во главе с майором Пюцем. Вслед за тем появился и Леклерк в сопровождении спагов на бронемашинах «Стэгхаунд». Его встретил лидер голлистского Сопротивления Шабан-Дельмас, и они вместе направились к вокзалу Монпарнас, который из-за удобного положения был выбран Леклерком в качестве КП дивизии.

Ликующие жители размахивали самодельными флагами и вскидывали руки в победном жесте. Улицы на мгновение опустели, когда люди в панике бросились в укрытие при звуке выстрелов, но так же быстро они высыпали обратно. Капеллан отец Фуке назвал происходящее «шумным и трогательным карнавалом, перемежавшимся стрельбой». Танковые колонны останавливались, когда молодые женщины в своих лучших летних платьях взбирались на танки, чтобы поцеловать бойцов, а мужчины протягивали танкистам припасенные бутылки, чтобы те подняли тост за освобождение. Фуке, одетый в ту же форму и черный берет, что и остальные бойцы 501-го танкового полка, добродушно жаловался, что его щеки «никогда в жизни не были так измазаны помадой». Солдаты кричали женщинам: «Полегче! Целуйте его не так страстно! Это наш капеллан».

Отец Фуке вместе со всеми пел «Марсельезу» и «Интернационал», но его радость была омрачена. Он не переставал вспоминать о гибели капитана Дюпона во Френе за день до этого. К тому же он смотрел на толпу с определенной долей скептицизма. «В этом порыве, вызванном радостью освобождения, – писал он, – сложно отличить настоящих бойцов Сопротивления от паразитов – вчерашних милиционеров-вишистов и коллаборационистов».

Для высыпавших на улицы парижан победа принадлежала не союзникам вообще, а только французам. Позор 1940 г. и оккупация, похоже, были забыты. Одна молодая женщина, сияя от гордости, вспоминала, как мимо нее проносились «Шерманы» с французскими именами: «Победоносный», «Свобода». «Францию освободили французы. Какое счастье принадлежать к этой нации!» В неистовом приступе патриотизма все позабыли о том, что без помощи американцев 2-я танковая вообще никогда не попала бы во Францию.

Головные машины американского 38-го танкового разведбатальона и 4-й пехотной дивизии вошли в Париж с юга в 07:30. «Люди были растеряны и напуганы нашим появлением, – рассказывали потом солдаты. – Они не могли понять: американцы мы или немцы». Но когда все сомнения отпали, «начался праздник». Местные жители помогали разбирать мешавшие проезду баррикады. Через час бойцы уже были у стен Нотр-Дама. Слышавшие о том, что парижане голодают, американские солдаты поразились их здоровому виду. «Французские девушки, настоящие красотки, взбирались на наши танки и дарили нам цветы, – писал один старший сержант. – У некоторых из них просто чудесные зубки. Наверняка им было где взять хорошую еду».