Читать книгу "Несостоявшаяся ось: Берлин - Москва - Токио - Василий Молодяков"

Относительно истинного смысла сказанного сомнений у посла, опытного дипломата, не было: СССР намерен вступить в войну с Японией. Вопрос был один: когда? Ответ на него крылся в понимании слова «денонсация». Дадим слово документу – советской записи беседы Молотова и Сато:

«Приняв текст, Сато… позволяет себе попросить у Молотова некоторых разъяснений. Он хотел бы знать, что думает Советское Правительство о том периоде времени, который начнется с 25 апреля этого года и будет длиться до окончания срока действия пакта, то есть еще год. Сато поясняет, что пакт заключен на пять лет, и срок его действия кончается 25 апреля будущего года. Посол говорит, что он думает, что его правительство ожидает, что Советское Правительство в течение этого года, который начнется 25-го числа текущего месяца, будет поддерживать с Японией те же отношения, какие оно поддерживало до сего времени , учитывая, что пакт остается в силе.

Молотов отвечает, что… фактически советско-японские отношения вернутся к тому положению, в котором они находились до заключения пакта. Молотов говорит, что Советское Правительство действует в соответствии с договором.

Сато замечает, что в таком случае Советское и Японское Правительства по-разному толкуют затронутый вопрос. Японское Правительство придерживается той точки зрения, что если одна из сторон денонсирует договор за год до истечения его срока, то пакт все же будет существовать еще один год, несмотря на денонсацию. Однако по разъяснениям, которые сейчас дал Народный Комиссар, оказывается, что с момента денонсации пакта отношения между Советским Правительством и Японским Правительством будут теми же, которые существовали до заключения Пакта о нейтралитете. С момента денонсации пакт прекращает существование. Если Советское Правительство так толкует этот вопрос, то его толкование отличается от толкования Японского Правительства. Японское Правительство всегда считало, что пакт остается в силе еще в течение года. Сато говорит, что он хотел бы избежать ошибочных выводов и поэтому был бы признателен Молотову за его разъяснения.

Молотов отвечает, что здесь какое-то недоразумение… Молотов поясняет, что по истечении пятилетнего срока действия договора советско-японские отношения, очевидно, вернутся к положению, которое было до заключения пакта… Что же касается политики Советского Правительства, то мы действуем в соответствии с правом, предоставленным нами пактом. Срок действия пакта не окончился ».[616]

Это – разъяснение от первого лица: пакт должен был оставаться в силе до 25 апреля 1946 г. Сато так и понял, о чем немедленно сообщил в Токио. Заявление Молотова было опубликовано во всех ведущих газетах Японии с разъяснениями, что еще год пакт существует (подразумевалось: в это время войны не будет). Москва была в полной мере осведомлена об этом из пространного доклада посла Я.А. Малика, составленного 13 апреля – в годовщину заключения пакта.[617] Именно такая трактовка содержалась в официальном ответе на советскую ноту, который Сато 27 апреля вручил Лозовскому.[618] Никаких возражений на сказанное или дополнительных разъяснений не последовало. Более того, 29 мая Молотов подтвердил в разговоре с Сато: «Мы не разорвали пакта, а отказались продлить его, так как считали, что обстановка с того времени, когда он был заключен, изменилась ».[619] То же не раз говорил весной и даже летом сорок пятого своим японским собеседникам, включая бывшего премьера Хирота, и посол Малик – несомненно, с санкции Молотова и, надо полагать, Сталина.

Поэтому приходится признать то, что категорически отвергала советская пропаганда и до сих пор отвергают те, кто следует ей: вступая в войну с Японией 8 (по токийскому времени уже 9) сентября 1945 г., СССР нарушил Пакт о нейтралитете. Это факт. Как и почему он это сделал и какие последствия это принесло, – разговор особый.

Сейчас нам надо вернуться на четыре года назад, к «дипломатическому блицкригу» Мацуока и Сталина. Как же в итоге был решен вопрос о концессиях, о который разбивались все предыдущие попытки договориться? Компромисс был найден в форме письма Мацуока, получившего гриф «совершенно секретно»:

«Дорогой г-н Молотов!

Ссылаясь на пакт о нейтралитете, подписанный сегодня, имею честь заявить, что я ожидаю и надеюсь, что торговое соглашение и рыболовная конвенция будут заключены очень скоро и что при ближайшей возможности мы, Ваше Превосходительство и я, в духе примирения и взаимных уступок постараемся разрешить в течение нескольких месяцев вопрос, касающийся ликвидации концессий на Северном Сахалине, приобретенных по договорам, подписанным в Москве, 14 декабря 1925 года, с целью ликвидировать любые вопросы, которые не способствуют поддержанию сердечных отношений между обеими странами.

В этом же духе я также желал бы обратить внимание на то, что было бы хорошо для обеих наших стран, а также Маньчжоу-Го и Внешней Монголии найти в ближайшее время путь создания объединенных и(или) смешанных комиссий стран, заинтересованных в урегулировании пограничных споров и инцидентов. Весьма искренне Ваш Мацуока».

Ответное письмо Молотова полностью воспроизводило этот текст и подтверждало согласие с ним.

Идея решить проблему, лежавшую на пути «дипломатического блицкрига», с помощью конфиденциального письма, очевидно, пришла Мацуока в голову по аналогии с теми письмами, которыми он обменялся с Оттом при заключении Тройственного пакта. Формальной договорной силы они не имели, представляя собой не более чем протокол о намерениях, и публикации не подлежали, так что открыто ссылаться на них было невозможно. Можно сказать, что Мацуока пообещал скорую ликвидацию концессий под свое личное честное слово. Сталин и Молотов согласились на этот риск, поскольку Советскому Союзу договор был нужен не меньше, чем Японии.

После подписания состоялся положенный банкет. По воспоминаниям Молотова, а также секретаря Мацуока Касэ, министр основательно «принял на грудь», так что на Ярославском вокзале уже еле стоял на ногах. От вина ли или по какой-то другой причине Сталин и Молотов тоже были в крайне благодушном настроении. Когда Сталин сказал, что договоры должны выполняться вне зависимости от различий в идеологии, Мацуока провозгласил: «Договор заключен. Я не лгу. Если я солгу, берите мою голову. Если Вы солжете, не сомневайтесь, я приду за Вашей». «Моя голова нужна моей стране, Ваша голова – Вашей стране, – парировал Сталин. – Давайте вместе беречь наши головы». Когда Сталин поднял бокал за присутствовавших японских офицеров, Мацуока заявил: «Ох, эти военные, они заключили пакт, исходя из общей ситуации, но самом деле они все думают, как бы победить Советский Союз». На это Хозяин сухо заметил, что СССР – не царская Россия, которую японцы в свое время победили. Но образовавшийся «ледок» был растоплен его же словами, обращенными к Мацуока: «Вы азиат. И я азиат». «Мы все азиаты, – подхватил гость. – Так выпьем же за азиатов».