Читать книгу "Екатерина Арагонская. Истинная королева - Элисон Уэйр"

С Марией все хорошо. Это было главное, что она хотела услышать. Но другая новость из письма Шапуи заставила Екатерину похолодеть. Умерла сестра Генриха, «королева Франции». Некоторое время она страдала от болей в боку и рассталась с жизнью в Уэсторпе в июне. «А я и не знала!» – подумала Екатерина. Сколько было ее золовке? Тридцать семь? Слишком рано умирать и оставлять детей сиротами. Вся эта золотистая краса померкла и уже не воссияет вновь. «Королева Франции» была верным и искренним другом Екатерины, она не боялась обидеть своего брата-короля, который, несмотря на все их разногласия, должен был ощутить боль утраты. Екатерина печалилась и за нее, и за Генриха.

Смахнув слезу, Екатерина принялась дочитывать письмо Шапуи. Его святейшество, осердясь на Генриха за женитьбу на Леди без папского дозволения, немедленно объявил их брачный союз недействительным. Более того, он пригрозил королю отлучением от Церкви, если тот до сентября не расстанется с Леди.

– Не дай Бог! – громко воскликнула Екатерина. Переполошившись, вбежали горничные – узнать, что ее обеспокоило. – Я никому такого не пожелаю, и меньше всего моему господину.

Она не могла вынести мысль, что Генрих будет отлучен от Церкви, выброшен из сообщества христиан, и тотчас же написала папе: «Я умоляю Ваше Святейшество не приводить в исполнение приговор об отлучении короля от Церкви, чтобы не толкать его и дальше по пути схизмы и не разрушать окончательно мои надежды на примирение». Конечно, Генрих станет обвинять ее, ведь именно она обратилась за решением в Рим.

Элиза взяла письмо, пококетничала со стражниками и беспечно поскакала в деревню. Скоро это стало обычным делом.

Через несколько дней было получено новое письмо от Шапуи. У Екатерины отлегло от сердца, и одновременно она встревожилась: император пришел в ярость, когда узнал, как с ней обходятся, и заявил, что, если она пожелает, ради нее он объявит войну Англии.

– Нет, – вслух произнесла Екатерина. – Никогда!

Горничные озадаченно посмотрели на нее, и она поняла, что снова разговаривает сама с собой. Не в первый раз Екатерина пожалела о том, что с отъездом Марии при ее дворе не осталось старших дам, которым она могла бы довериться. Как она тосковала по Марии, Маргарет и Мод! С лордом Маунтжоем откровенные разговоры заводить было невозможно. Он и без того находился в сложной ситуации. Фрейлинам Екатерина тоже не смела высказывать свои страхи. Да, они покладисты, верны, хорошо относятся к ней, но все они еще слишком юны, любят посплетничать и вообще ей неровня. Девушки еще не приучились к сдержанности, которая приходит с возрастом и ответственностью. А война – дело серьезное.

Слегка дрожа, Екатерина продолжила чтение. Было ясно: Генрих опасается возможных шагов императора. Кромвель выспрашивал у Шапуи, возможно ли вторжение. «Но я не поддался», – писал посол, потому что, конечно, он пока не знал, какого направления будет придерживаться сама Екатерина. Она чувствовала: посол надеется, что она попросит императора совершить худшее. Именно так поступил бы сам Шапуи, учитывая склад его ума; он сказал бы, что Генрих заслужил, чтобы вся мощь Испании и империи обрушила на него возмездие.

Кромвель знал об отваге Екатерины и явно ее побаивался. Он заметил Шапуи: «Хорошо, что вдовствующая принцесса – женщина. Природа ошиблась, не сотворив ее мужчиной. Несмотря на пол, она способна превзойти храбростью всех исторических героев».

Екатерине было приятно узнать об этом, но войны она не хотела. Это было последнее, чего могла пожелать своему супругу верная жена, и она твердо решилась никогда не соглашаться на это. Не станет она призывать несчастья на головы людей, которые так тепло приняли ее и полюбили от всего сердца. К тому же, если у Генриха появится хотя бы слабое подозрение, что она поддерживает намерения императора или хотя бы создает видимость, что одобряет его угрозы, тогда он получит полное право осудить ее за подстрекательство к войне. А это во всех ученых трудах трактовалось как измена, и никто не станет разбираться, чьей подданной она была.

Следующие известия, полученные от Шапуи, были поистине невероятными. Похоже, Анна стала наскучивать Генриху. Он ей изменял. Шапуи не сообщал с кем, зато в больших подробностях описывал, как король, разозлившись на гневные тирады Леди, узнавшей обо всем, велел ей закрыть глаза и молча терпеть, как поступали более достойные персоны. И еще добавил, что ей следует помнить: в его власти мгновенно вернуть ее в прежнее положение, хотя он и вознес ее так высоко. Два или три дня он не разговаривал с Леди, и после этого отношения между ними оставались натянутыми. В душе у Екатерины затеплилась надежда: а вдруг это начало конца? Но потом она прочла, что Шапуи считает эту размолвку просто ссорой влюбленных и советует не придавать ей особого значения.

Однако Екатерина подумала: здесь кроется нечто большее. Меньше года назад Анна была госпожой, а Генрих – обожающим, безропотным слугой. Возможно, он начал понимать, что Анна не подходит на роль королевы. Соблазнительное в любовнице не всегда подходит жене. Приятно было узнать, что Генрих сравнил леди Анну со своей истинной королевой, и не в пользу первой. Возможно, он проявил интерес к другим женщинам, дабы получить то, чего был лишен во время беременности Анны. Но само то, что он вообще задумался об этом, позволило Екатерине надеяться на охлаждение его чувств к Леди.

Однажды утром в начале сентября громко зазвонили церковные колокола. Екатерина оторвалась от своего занятия и задержала дыхание: возможно, этот радостный трезвон оповещает о рождении у Генриха и Анны сына. Если так, ей этого не пережить. Когда явился лорд Маунтжой и в высоких выражениях объявил Екатерине о рождении принцессы, она не знала, плакать ей или торжествовать.

Шапуи сообщал, что Генрих и Анна не скрывали разочарования полом ребенка. «Они горько упрекали всех докторов и астрологов, предвещавших рождение мальчика. Я могу заключить только одно: Господь окончательно отвернулся от этого короля».

Екатерина ужаснулась, узнав, что одной из восприемниц назначена Гертруда Блаунт. Она подозревала, что ее отцу, лорду Маунтжою, уготована та же роль, хотя он не подавал виду. «Леди Эксетер не хотела иметь к этому никакого отношения, – рассказывал Шапуи. – Она отказалась присутствовать на коронации Леди, но теперь получила строгий приказ: король предупредил обоих супругов, что они должны явиться под страхом лишения головы». Генрих загнал Гертруду в угол, ее публичная роль в церемонии крещения заставит людей полагать, будто она отреклась от Екатерины. Но в это сама Екатерина поверить не могла. «Это была бы честь, добытая злодеянием», – подумала она.

«Крестины маленького бастарда прошли в холодной и унылой атмосфере, – продолжал Шапуи. – Не было фейерверков, и никто из жителей Лондона не зажигал иллюминации».

Бастард или нет, но этого ребенка, нареченного Елизаветой в честь матери Генриха, все равно превозносили как законнорожденного наследника короля, тогда как права Марии очевидным образом замалчивались. А она была первой в череде возможных преемников. Екатерина впадала в отчаяние. Что она могла предпринять? Она была беспомощна, замурована в Бакдене. Оставалось лишь цепляться за многократно испытанную на прочность веру в прирожденную порядочность Генриха и его любовь к Марии да молиться о том, чтобы его греховная страсть к Анне прошла.