Читать книгу "Тень всадника - Анатолий Гладилин"

Наш парламентарий углубился в политику. Ваш покорный слуга углубился в гусиный паштет. Однако, услышав имя Сен-Жюста, я поперхнулся.

- ...Они хоть и были фанатиками, но стремились не к власти, как нынешние левые, а к воплощению своих идей. Сен-Жюст мог в ночь на Девятое термидора арестовать участников заговора, ему подчинялась полиция. Он этого не сделал, ибо не хотел нарушать республиканскую законность. Девятого термидора он простоял на трибуне, молча скрестив руки на груди, понимая, что его с Робеспьером пошлют на гильотину. Найдите еще такую фигуру в мировой истории! Я убежденный противник революционных доктрин, но как личность я его уважаю. Правда, известные наши историки, профессор, конечно, их знает, - депутат от Мозеля сделал красноречивый жест в мою сторону (Профессор, конечно, их знал. Канальи!), - выдвинули любопытную гипотезу. Согласно ей, у Сен-Жюста начинался роман, а Робеспьер запретил ему встречаться с девушкой. Робеспьер был аскет, выше всех земных страстей, но красавчика Сен-Жюста он ревновал. И Сен-Жюст решил: раз так, я умываю руки. Их революция погибла из-за женщины... Это тоже очень по-французски...

Топая по притихшей ночной набережной Сены, от Quai d'Orcee до rue Lourmel, я думал, что согласно следующей новейшей гипотезе Робеспьера и Сен-Жюста зачислят в гомосеки, и эта гипотеза будет чрезвычайно популярна в Америке, и уж тогда наверняка в глазах американцев Робеспьер и Сен-Жюст предстанут героями и мучениками.

Надеюсь, я до этого не доживу.

* * *

Теоретики с погонами рассчитали множество вариантов. Например, нужно обязательно разыскать похищенный автомобиль. Можно мобилизовать всю полицию страны, расставить ее на всех городских перекрестках, патрулировать главные магистрали. Двадцать, двадцать пять процентов успеха, ибо нельзя полицию всей страны держать на перекрестках больше суток. Можно, наоборот, поставить лишь один полицейский пост на самой захудалой департаментской дороге, но с тем, чтоб круглосуточно в течение года полицейский высматривал именно эту машину. Пять, десять процентов успеха. То есть вероятность в два раза меньше, зато какая экономия средств и сил.

У меня не было средств, меня лишили сил, убрали с людных перекрестков, загнали в оперативную глухомань, курортик на Северном море. Система вычеркнула меня из списков. Даже белые бурунчики, злые вихри-волчки, что не отставали от меня в Лос-Анджелесе, откомандировали в более горячие точки планеты. Кто? Зачем? Не знаю, я не чувствовал за спиной их дыхания. Все на мне поставили крест. А я ждал. И двадцать четыре часа в сутки высматривал. И сработали пять процентов вероятности. Мне принесли то, что я искал.

Мы сидели в огромном стеклянном помещении, где гремела музыка, где обедали, распивали крепкие и прохладительные напитки, катались по арене на роликах, дергали за ручки игральные автоматы, и человек, который принес то, что я искал, говорил:

- Я вижу, профессор, вы морщитесь от этой дурацкой музыки. Я бы тоже предпочел уютный ресторанчик. Зато, как профессионал, я вам гарантирую: при таком звуковом фоне невозможно прослушивать нашу беседу.

Я знал, кто он. Бывший офицер КГБ, теперь совладелец крупной торговой немецкой фирмы. Он не знал, кто я. Знал бы - не обратился. Впрочем, зачем ему было знать? Он заказчик, я исполнитель. Отставной профессор-архивариус раскопал для него материалы (как я понял в ходе раскопок - компромат на партнера), и больше его ничто не интересовало. Конечно, я его удивил, отказавшись от гонорара (10 тысяч немецких марок - семь тысяч долларов). Он правильно оценил предстоящий мне объем работ: проштудировать горы английских и немецких газет за прошлые годы, заглянуть в кой-какие бумаги (куда он заглянуть не мог) - и все это ради фотографии, которую он мне сейчас передал в конверте? Он посчитал, что я пентюх, старая шляпа, и учил меня уму-разуму.

- В конверте еще сто гульденов. Так надо. В случае чего я вам передал конверт с деньгами. Заметили, я ни разу не обернулся, а сижу спиной к залу? Вон там зеркало, и в нем я наблюдаю, что происходит сзади меня.

Как он скучает по прежней службе, думал я, хотя он, напротив, подогревая себя пивом, распаляясь, с жаром доказывал мне, как он доволен фирмой, жизнью на Западе, независимостью, деньгами, у него дом, две машины, а в нынешней ФСБ он бы не смог работать, ведь лучшие кадры КГБ разогнали - "Горбачев - предатель, просрал Великую Державу, увидите, его еще поставят к стенке. Разве те нынче Органы? Потеряли профессионализм, потеряли навык, и все, все, все продаются!"

Мы уже часа два расслаблялись, хорошо расслаблялись. Я думал, что в таких количествах он запросто глушил бы и водку, его счастье (в смысле здоровья), что в Германии предпочитают пиво, и он вынужден был приспосабливаться к западной культуре. Вдруг мой собеседник внутренне собрался, почти мгновенно протрезвел (черты лица даже обострились - профессиональная выучка) и заговорил другим тоном:

- Вы, профессор, вправе полагать, что я тоже продаюсь. Я, профессор, присяге не изменял. Зайти в кабинет майора Калиниченко, затребовать дело вашего родственника, сфотографировать обложку (фотографируют сейчас ручкой, пуговицей, часами) может любой офицер ФСБ. У меня остались там друзья, и эта мелкая услуга не стоит десяти тысяч марок, от которых вы так неразумно отказались. Вы наивняк, профессор, вас легко облапошить. Вы меня растрогали, и я решил вам помочь. Вы получили от меня подарок, сувенир: номер дела вашего родственника. Не спрашиваю, зачем вам это. Полагаю, для сантиментов. Почему я не нарушал присягу? Да потому, что вам никак не удастся использовать фотокопию против ФСБ. Предположим, вы ее напечатаете во французской газете. ФСБ даст опровержение: фальшивка. И дальше что? Надеетесь, что вам удастся когда-нибудь прочесть само дело? Наивняк. Я хоть и давно не служу, но мог бы зайти к Калиниченко, затребовать дело, он даже визы начальства не спросит, по моему виду, по голосу поймет, что свой. Да, они разучились, лентяи, тем не менее рутина осталась. Есть такой термин в Органах - рутина. Стоит вам пересечь государственную границу России на самолете, поездом, на машине, не важно, как только пограничник шлепает вам в паспорт штамп, в ФСБ поступает сигнал. И Калиниченко приказывают: такое-то дело без особой резолюции никому не выдавать. Им же известны все родственные связи погибшего. Рутинная подстраховка. И кто вам выпишет пропуск на Лубянку? Словом, химера, профессор... Ну, если вы способны прилететь в Москву, как птица, и пройти сквозь стены... Смешно.

Наверно, он мысленно представил мою нелепую фигуру в воздухе, с раздувающимися полами пиджака, ботинок вот-вот спадет с ноги... Лицо его размякло, опять расплылось в пьяной улыбке.

- Действительно, смешно, - согласился я.

Мы еще выпили.

* * *

Я открыл дверь в кабинет без стука, сухо поздоровался и сказал:

- Меня интересует одна деталь в деле номер 21336А. Распорядитесь.

Краснощекий толстый майор соображал секунд пять, потом привстал из-за стола, любезно указал мне на кресло. Я сел, майор плюхнулся на свой стул, поднял телефонную трубку.