Читать книгу "Черепаший вальс - Катрин Панколь"

— Я чудом ускользнула из их лап…

— Вас-то он как раз оберегал. Называл «черепашкой». Вы ни разу не обидели его ни физически, ни морально. Вы не пытались его соблазнить, не ставили под сомнение его авторитет… На вашем месте, — добавил комиссар, — я бы оградил сейчас детей от лишней информации. Не нужно, чтобы им в руки попали газеты или журналы… Журналисты в период летнего затишья будут обсасывать такую историю со всех сторон. Я уже представляю себе заголовки: «Последний вальс», «Похоронный вальс в лесу», «Трагический танец на лугу», «Такое красивое убийство»…

Гортензия узнала обо всем первой. Она завтракала с Николасом на террасе кондитерской «Сенекье» в Сен-Тропе. Было всего восемь часов утра. В Сен-Тропе Гортензии нравилось рано вставать. Она говорила, что в это время город еще не «загажен». Выработала даже целую теорию о часах и жизни в маленьком портовом городке. Они накупили газет и просматривали их, наблюдая за кораблями, лениво покачивающимися у пирса, за туристами, бредущими куда-то неспешным шагом. Некоторые явно вынырнули из бурной ночи и шли отсыпаться.

Гортензия вскрикнула, пихнула Николаса локтем — он чуть не подавился круассаном — и дрожащими руками набрала номер матери.

— О! Мам! Ты читала газеты?

— Я знаю, детка.

— Ужасно! А я-то хороша, толкала тебя прямо к нему в лапы! Он на фотографии неплохо получился, но Ирис… жуть какая. А что Александр?

— Он приезжает завтра, с Зоэ.

— Лучше пусть остаются пока в Англии! Ему не стоит видеть все эти статьи в газетах. Да у него крыша съедет!

— Да, но Филипп здесь. Тут куча всяких хлопот, оформление бумаг… И потом, невозможно было скрыть от него правду.

— И как они отреагировали?

— Александр очень серьезно сказал: «А… вот как. Значит, она умерла, танцуя», и все. Зоэ — та плакала, очень сильно плакала. Александр взял трубку и сказал: «Я присмотрю за ней». Удивительный парень.

— Что-то мне это подозрительно.

— Да, мне тоже.

— Хочешь, я приеду и займусь ребятами? Я справлюсь, не беспокойся, а то ведь ты небось слезы льешь рекой.

— Нет, плакать не получается… Сухой комок в горле… дышать даже не получается.

— Не переживай. Слезы придут разом, не остановишь!

Гортензия подумала немного и добавила:

— Я, пожалуй, увезу их в Довиль. Чтобы ни телевизора, ни радио, ни газет!

— Дом ремонтируют. Бурей снесло крышу.

— Shit![145]

— К тому же Александр наверняка захочет пойти на похороны. И Зоэ тоже…

— Ладно, я приеду и займусь с ними в Париже…

— Квартира вверх дном. Они ищут хоть какие-то сведения о последних днях Ирис.

— Ну… Тогда поедем к Филиппу! Будем жить у него.

— Но там же все вещи Ирис… Не уверена, что это хорошая идея.

— Ну не поедем же мы в гостиницу!

— Ну как сказать… вот мы с Филиппом сейчас в гостинице.

— Это хорошая новость. Хоть одна есть!

— Ты думаешь? — робко спросила Жозефина.

— Да, да. — Она выдержала паузу. — Заметь, для Ирис просто здорово было вот так умереть. Вальсируя в объятиях прекрасного принца. Умерла в мечтаниях. Ирис всегда и жила в мечтаниях, была далека от реальности. Такая смерть, я думаю, ей как нельзя более подходит. И потом, помнишь, она боялась стареть. Для нее это была катастрофа!

Жозефина подумала, что эпитафия вышла чересчур резкой.

— А Лефлок-Пиньеля арестовали?

— Вчера, когда я была у инспектора, полицейские поехали его арестовывать, но с тех пор я ничего больше не слышала. Столько всего нужно сделать! Филипп поехал на опознание, а у меня смелости не хватило.

— В газетах пишут о каком-то втором мужчине… Кто это?

— Ван ден Брок. Сосед с третьего этажа.

— Дружок Лефлок-Пиньеля?

— Вроде того…

Жозефина услышала, как Гортензия что-то сказала Николасу по-английски.

— Что ты говоришь, детка? — спросила она, пытаясь уловить в голосе Гортензии хотя бы капельку горя.

— Да прошу Николаса дать мне еще круассан! Умираю с голоду! Готова у него отнять!

На другом конце провода послышалась возня. Николас отказывался отдать свой круассан, Гортензия пыталась оторвать хоть кусочек. Наконец она заявила с набитым ртом:

— Ладно, мам! Скажи Филиппу, чтобы снял в гостинице большой номер для Зоэ, Александра и меня. Не парься. Знаю, тебе тяжело… но ты справишься. Ты со всем всегда справляешься. Ты крепкая, мамуль. Ты сама не знаешь, какая ты крепкая.

— Ты моя хорошая. Спасибо тебе. Если б ты знала, как я…

— Все пройдет, вот увидишь…

— Знаешь, последний раз, когда мы были с ней вместе, мы сидели на кухне, она читала мне мой гороскоп, а потом свой, и не захотела читать рубрику «Здоровье»… и я спросила почему, и…

Жозефина разрыдалась, слезы посыпались градом, не унять, не утереть.

— Вот видишь, — вздохнула Гортензия. — Я же сказала, что слезы придут. Теперь не остановишь!

Жозефина подумала, что нужно позвонить матери. Она набрала номер Анриетты. Крупные слезы катились по щекам.

Она вспомнила, как маленькая Ирис в своей комнате выбирала платье, чтобы пойти в школу, и спрашивала ее: «Я красивая? Самая красивая в школе? Самая красивая во дворе? Самая красивая в районе?» — «Самая красивая в мире», — шептала Жозефина. «Спасибо, Жози, отныне назначаю тебя моей главной фрейлиной», — и она хлопала младшую сестренку расческой по плечу, посвящая в рыцари.

Анриетта сняла трубку и пробурчала: «Алло?»

— Мама, это я. Жозефина.

— Гляди-ка… Жозефина… Призрак из прошлого…

— Мам, ты читала газеты?

— К твоему сведению, Жозефина, я каждый день читаю газеты.

— И ничего такого не вычитала…

— Я читаю экономические издания и потом делаю ставки на бирже. Одни акции идут хорошо, другие пока меня беспокоят, но что поделать, это биржа, я только учусь.

— Ирис умерла, — отрывисто произнесла Жозефина.

— Ирис умерла? Что ты несешь…

— Ее убили в лесу…

— Да ты с ума сошла, бедняжка!

— Нет, она правда умерла…

— Моя дочь! Убита! Это невозможно. Как это произошло?

— Мам, у меня нет сил все это пересказывать. Позвони Филиппу, он тебе лучше объяснит.

— Говоришь, в газетах написали? Какой стыд! Нужно им запретить…

Жозефина повесила трубку. Она не могла удержаться, ее душили слезы.