Читать книгу "Коррекция (Йеллоустоун) - Геннадий Владимирович Ищенко"

Индии и Китая. В Австралию, кстати, сообщили и в первый раз удостоились благодарности.

– И что думаешь делать?

– Отправим в Тибет микробиологов. Развернём там стационарную микробиологическую лабораторию и построим городок под куполом. Будут выходить только в лёгких скафандрах, поэтому риск прихватить заразу минимальный.

– Неужели все погибли от какого-то вируса? – с недоверием спросила Лида. – В том же Тибете есть изолированные общины...

– Если человек болеет достаточно долго, сотни миллионов заражённых могли далеко разбежаться. Да и не все они погибли от заразы. Там были междоусобица, атомные удары и голод с холодом. Будем работать и надеяться, что заразу некому распространять или она потеряет силу. И попробуем найти средство борьбы. Иначе останется только воззвать к нашему покровителю, чтобы сделал ещё одну попытку. И не с нами: у меня не хватит сил на второй заход. Эта зараза тоже результат нашего с тобой вмешательства в историю, у вас китайцы до такого не додумались.

– Да, я тоже не смогла бы во второй раз, – сказала она. – Проще взять пистолет Сталина и застрелиться. Вряд ли мы с тобой такие уникальные, найдёт себе кого-нибудь другого. Возможно, мы с тобой у него не первые.

– Зря я это рассказал, – обнял жену Алексей, – только расстроил.

– Ничего не зря! У нас с тобой всё в этой жизни поровну. Ты и дальше держи меня в курсе своих дел, а то всё приходится вытягивать. Что у нас с иммигрантами?

– Поток европейцев усиливается. Заканчиваются продукты, вот они и срываются с места. Только многие не доберутся. Машины есть почти в каждой семье, но не все могут зарядить накопители. Подземные хранилища газа опустели, а действующие скважины не обеспечивают потребностей. Сейчас повсеместно останавливаются тепловые станции и продолжают работать только реакторы, да и то там, где остались правительства или население напрямую договаривается с энергетиками. А мы не можем дать свой газ из-за поляков. Во время боевых действий они сильно повредили газопроводы. Так что холод гонит европейцев не меньше, чем отсутствие еды. На машине доехать не трудно, а попробуй в мороз пройти половину Европы на своих двоих! Беженцам кое-где помогают, но большинству на них наплевать, а некоторые грабят и убивают. После американцев пришло двенадцать миллионов европейцев, и ждём в два раза больше.

– А будем помогать кому-нибудь ещё? У нас же есть возможности. Ты вроде хотел помочь аргентинцам.

– После того как наша помощь Бразилии обернулась войной, я уже хочу осторожней. Помогать с реакторами поздно, они не успеют их построить. Хотя мы могли бы сделать это сами. «Ковчеги» за два рейса перебросят всё необходимое для сборки реактора, а эту работу мы делаем за три месяца. Только ведь энергия – это не хлеб и мясо, нужно много всего сделать, а аргентинцы успели проесть большую часть продовольствия. Я не хочу спасать взрослых. Здесь отбор беженцев ведут голод, холод и грабители, а мы сами отсеиваем очень немногих. А как выбирать там? Опять брать детей? Не сильно хочется, но можно. Только желательно, чтобы они вышли на нас сами, а они не выходят. Получается, что мы навязываем свою помощь. Когда я обратился к президенту Боливии с предложением спасти детей, он сразу же стал нас в чём-то подозревать, а сейчас вообще не знаем, что там творится. Резервов у нас для них на десять миллионов. Вроде и много, но на самом деле это ерунда даже для численности уцелевших. Поэтому сам к ним обращаться не буду. Никто не ставил перед нами задачу спасти как можно больше людей. Вспомни вашу Россию. Её руководство ни к чему заранее не готовилось, но смогло так организовать и направить людей, что спасло почти всё своё население, да ещё и кучу иммигрантов в придачу. Думаешь, другие так не смогли бы? Каждая страна, имевшая трёхлетний запас продовольствия и развитую экономику, могла без посторонней помощи, сохранить своё население. А что мы видим? Ни организации, ни порядка, ни желания, засучить рукава, вкалывать ради будущей жизни. Проедают продовольствие, пытаясь продлить жизнь, и всё! А самые хитрожопые ещё стараются отнять его у соседей. Я не хочу сильно размешивать такими наш народ. Если иммигрантов будет мало, мы научим их жить по-нашему, а если много, да ещё наберём дерьма, то учить будут уже они. Так у вас и получилось.

– Через три недели исполнится год со дня взрыва. Надо как-то отреагировать.

– Мы это уже рассматривали. Решили, что вывесим траурные флаги, я выступлю с речью и объявим минуту молчания.

– Нужно пообещать, что построим монумент памяти погибшим, – предложила Лида. – Для этого можно слетать в Штаты и привезти несколько тел. Любой американец будет считать делом чести почтить память похороненных. Ведь это могут быть и его близкие.

– Молодец, – одобрил Алексей, – так и сделаем, только позже. Сейчас просто не успеем. Возьмёшь всё в свои руки? Заодно напишешь речь для выступления, она выйдет у тебя лучше, чем у моих референтов.

– Инициатива наказуема исполнением? Ладно, попробую. Только тогда пусть меня кто-нибудь подменит. Алексей, ответишь правдиво на вопрос?

– Я и так стараюсь тебе не врать. А что за вопрос?

– Для чего ты три дня назад ездил в «Ковчег Алекса»? Я случайно узнала об этом в секретариате, нашла в базе номер Ольховского и позвонила. Так он начал юлить, а когда я нажала, отослал к тебе. Колись! Лез к тиграм?

– Так уж сразу и к тиграм. Там есть с полсотни рысей. Я взял метатель с парализующими иглами и выбрал парочку, которая расположилась у ограды отдельно от остальной клыкастой компании.

– И какая была реакция?

– Абсолютно никакой. Я ходил вокруг них, пытался разговаривать, потом набрался нахальства и похлопал одну зверюгу