Читать книгу "Творения. Книга третья - Святитель, митрополит Московский Иннокентий"

из родников не ест и не пьет с самого утра и до следующего утра, и сверх того, в тот же день пред шаманством, они все принимают рвотное для очищения себя, т. е. выпивши несколько воды, кладут в горло перо, нарочно для сего устроенное, и движением его производят рвоту.

Начало шаманства бывает при самом закате солнца, а оканчивается с появлением утренней зари.

Когда солнце начнет приближаться к закату, собираются все колоши в барабору, назначенную для шаманства, которую, как сказано выше, очищают сколько можно чище и около огня посыпают новым песком: и лишь только настанет время, начинаются песни, которые поют мужчины и женщины, все вместе, а один из певцов бьет в бубен, который всегда висит впереди на правой стороне от входа. Шаман, одевшись в свой наряд, начинает бегать вокруг огня (и всегда по солнцу), кривляться, делать разные насильственные телодвижения, в такт бубну и песен, до такого исступления, что глаза его наконец совершенно закатываются под лоб; лицо его всегда обращено кверху, к отверстию трубы. Кобенясь таким образом несколько времени, вдруг шаман останавливается и смотрит на верх бубна, и иногда кричит что-нибудь, в это время умолкают бубен и песни. И глаза всех обращены на шамана как на пророка.

Колоши верят, что во время шаманства шаман действует и говорит не сам, но в нем действует и говорит какой-нибудь Ек, вошедший в него.

Говорят, что при удачном согласии бубна с песнями, шаманство идет лучше, чем при плохом.

Шаманы уверяют, что они, во время шаманства, видят множество различных Еков или духов, в различных видах и различных классов; но не все Еки вдруг являются им, а по одиночке; и нет постоянного расписания, какому Еку, или какому классу Еков, следует являться прежде. И потому иногда являются прежде киеки, а иногда текиеки или такиеки, но чаще киеки. Шаман, во время шаманства, часто меняет личины или маски. И всегда он надевает маску, изображающую того Ека, которого он прежде увидит, а потом переменяют их в таком порядке, в каком являются ему Еки, изображаемые шаманскими масками.

По окончании шаманства начинается угощение, прежде табаком, а потом всем, что есть съестного.

Кроме сих великих и торжественных шаманств, бывают еще малые и частные. Назначенного времени для них нет, но бывают всегда, когда нужно. Таковые шаманства бывают по разным причинам и по разным случаям, т. е. или для узнания колдунов, или тех, кои портят людей; или при появлении нового шамана, или по повелению Еков, или иначе сказать, когда Еки надоедают шаману своими частыми явлениями, и он, чтобы отвязаться от них, делает шаманство, и по другим причинам; при таковых шаманствах угощения не бывает или бывает самое посредственное.

Кроме шаманов у колош есть еще колдуны или люди, которые умеют портить людей и которые называются (слово на местном наречии) (от слова (слово на местном наречии) лекарство и от него (слово на местном наречии) лекарь). Колдуны, но словам колош, происходят от Эля или явились со времени пребывания его на земле; он, между прочими секретами, передал и этот секрет колдовства. Ремесло колдовства есть также всегда почти наследственное, но не принадлежит прямо к шаманству и очень редко соединяется с ремеслом шаманства.

Ремесло колдовства именно состоит в том, чтобы портить людей и излечивать от порчи.

Большую часть болезней человеческих колоши почитают следствием ворчи колдунов, и именно: все наружные и особенно гниючие раны на теле, чахотку, ломоту в ногах и руках, паралич или когда отнимутся руки и ноги, и некоторые другие болезни.

Колдуны портят тех, кто их изобидит, обманет и проч.

Самая порча производится так: колдун старается тайком достать какое-либо извержение врага своего, или его волосы, или кусок его пищи, или грязь с его тела, (которую колоши часто вместо омовения сваливают скалками). И когда колдуну удастся получить что-нибудь из сказанных веществ; тогда он все полученное им от врага своего относит на кладбище и кладет в чей-нибудь несожженный труп или в средину останков сожженного трупа; или просто кладет в труп собаки; но кладет не просто, а с какими-то наговорами. По прошествии некоторого времени после колдовства, и говорят, что именно в то время, когда сгниет труп, в который положено; — человек, от которого взяты означенные вещества — делается болен и именно в той части тела, от которой взяты вещества, так, например, если колдун успел или захотел взять волосы и положить куда следует, то у того человека начинают делаться раны на голове и вываливаться волосы и проч.

Больной, уверившись, что болезнь его неизлечима обыкновенными средствами, или по знаменованию сна[180], узнав, что он испорчен, или просто по подозрению, прибегает к шаману для того, чтобы он показал ему того человека, который его испортил. Посланный за шаманом приходит к дверям бараборы шамана и кричит: «О! — (слово на местном наречии)» (т. е. за тобою). Шаман, услышав такой зов, становится лицом вперед и, не впуская к себе посланного, говорит ему: «Повтори еще». Посланный еще сильнее прежнего кричит ему то же: «О! — (слово на местном наречии)». Шаман опять заставляете его кричать в третий и четвертый раз; а сам делает мину, что он будто вслушивается в какой-то знакомый, но неясный или отдаленный голос. И когда посланный прокричит 4 раза, то шаман отсылает его с обещанием прийти вечером. Уверяют, что шаман в переливах голоса кричащего посланника, будто бы узнает голос того, кто испортил больного.

В назначенный вечер, шаман, собравши своих родников и песельников, и взяв с собою шаманские приборы, идет к больному, где уже вычищена барабора и собрались его родные и желающие зрители.

Вошедши в барабору, шаман облекается в свой наряд, и по изготовлении всего, приказывает всем бить палочками по чему попало (т. е. барабанить) и петь песни; и сам подходит к больному и по обыкновению кривляется до тех пор, пока не кончится пение песен. Потом подходит к одному из родственников больного и объявляет ему имя колдуна, испортившего его, и тем оканчивается дело шамана.

И если колдун, который испортил больного, не имеет ни богатых родственников, ни сильного тоэна своим патроном; то его подкарауливают где-нибудь или прямо приходят к нему в барабору и схватывают его; и связав ему руки назад, ладонями врознь, притягивают их к косе или к пучку волос, которые обыкновенно у них бывают на верхушке головы; и в таком положении заключают его в пустую барабору и приставляют к ней крепкую стражу. Несчастный узник, в таком положении