Читать книгу "Третий рейх. Зарождение империи. 1920-1933 - Ричард Дж. Эванс"

В Бреслау 11 марта штурмовики напали на еврейских судей и адвокатов в здании суда. Слушания прекратились на три дня, а после их возобновления председатель суда под давлением коричневых рубашек постановил, что с этого дня только 17 из 364 адвокатов-евреев, до этого момента практиковавших в Бреслау, имели право входить в здание суда. Другие штурмовики врывались в суды по всей Германии, вытаскивали еврейских судей и адвокатов из залов заседаний и избивали их, предупреждая, чтобы они больше не возвращались. Смятение, вызванное этими действиями, оказалось чересчур велико даже для Гитлера, который 10 марта призвал прекратить «индивидуальные действия» такого рода, если они нарушали служебные дела или наносили вред экономике (по этой проблеме к нему уже обращались из влиятельных деловых кругов, начиная с Рейхсбанка). Гитлер также лично заставил партийных лидеров в Лейпциге отменить запланированный налет на имперский суд с целью изгнания еврейских адвокатов[1002]. Однако суды, находившиеся ниже в иерархии, были совсем другим делом, и здесь он никак не вмешивался. Нацистская пресса продолжала печатать неистовые призывы к очищению судебной системы и юридической профессии от евреев, подкрепленные потоком прошений в имперское министерство юстиции от «националистических» групп адвокатов. Дело было в том, что нападения на еврейские магазины и предприятия беспокоили партнеров Гитлера по националистической коалиции, а атаки еврейских адвокатов — нет. Среди юристов такие нападения практически не встречали сопротивления со стороны тех, кто их не одобрял. Помощник судьи Раймунд Претцель сидел в библиотеке берлинского суда, когда в здание ворвались коричневые рубашки и начали шумно изгонять всех евреев. «Ко мне подошел штурмовик и встал напротив моего рабочего стола, — вспоминал он позже. „Вы ариец?“ Не успев толком подумать, я ответил: „Да“. Он пристально посмотрел на мой нос и ушел. Я покраснел. В этот момент я почувствовал сильный стыд, поражение… Какое унижение — покупать таким ответом право остаться со своими документами в покое!»[1003]

Вмешательство Гитлера привело только к временной приостановке в серии жестоких событий, но в целом не смогло полностью их прекратить. Прошло немногим больше двух недель, когда они возобновились. 25 марта 1933 г. тридцать штурмовиков из города ворвались в еврейские дома в Нидерштеттене на юго-западе, согнали мужчин на городскую площадь и избили их с едва сдерживаемой жестокостью; в то же утро в соседнем городке Креглингене похожий инцидент закончился смертями двух восемнадцатилетних еврейских юношей. Группы молодежи били окна еврейских магазинов в Висбадене. Региональный управляющий в Нижней Баварии 30 марта сообщал:

Рано утром 15-го числа этого месяца около 6 часов около дома еврейского торговца Отто Зельца из Штраубинга появился грузовик с людьми в темной униформе. Зельца вытащили из его дома, все еще одетого в ночную рубашку, и бросили в грузовик. Примерно в 9:30 Зельца нашли в лесу рядом с Венгом в районе Ландсхут, застреленного… Некоторые сельские жители утверждают, что видели красные нарукавные повязки со свастикой у людей из грузовика[1004].

Вмешательство Гитлера давало повод считать, что эти инциденты не были частью заранее продуманного плана. Скорее они отражали общую ненависть к евреям, ярость и насилие, заполнявшие сердце нацизма на всех уровнях. Жестокость штурмовиков до этого момента была в основном направлена против «Рейхсбаннера» и Союза бойцов красного фронта, но теперь, после победы нацистов на выборах, она изливалась во всех направлениях. Не сдерживаемая вмешательством полиции или какой-либо серьезной угрозой судебного преследования, она в первую очередь оказалась направленной на евреев. Несмотря на свое желание контролировать насилие, нацистские лидеры на деле постоянно подпитывали его своими речами и постоянными антисемитскими выпадами в нацистской прессе во главе с газетой Юлиуса Штрейхера «Штурмовик»[1005]. В соответствии с одним бесспорным, хотя неполным, исследованием, нацисты убили 43 еврея к концу июня 1933 г.[1006]

Эти инциденты не прошли незамеченными за границей. Корреспонденты иностранных газет в Берлине писали о евреях, лица которых заливала кровь, лежавших на улицах Берлина, избитых до бессознательного состояния. Критические репортажи стали появляться в британской, французской и американской прессе[1007]. 26 марта глава министерства иностранных дел, консерватор фон Нойрат сказал американскому журналисту Луису П. Лохнеру, что эта «пропаганда жестокости», которую тот описывал как отражение бельгийских мифов о зверствах, совершавшихся немецкими войсками в 1914 г., скорее всего, была частью срежиссированной кампании дезинформации по отношению к немецкому правительству. Революции всегда сопровождали «некоторые перегибы». В отличие от Нойрата сам Гитлер открыто называл эти истории «еврейской клеветой о жестокости». На совещании с Геббельсом, Гиммлером и Штрейхером в Берхтесгадене в тот же день Гитлер решил принять ряд мер с целью перевести антисемитский порыв из спонтанных проявлений на рельсы плановых мероприятий. 28 марта он издал приказ для партийных отделений всех уровней подготовить бойкот еврейских магазинов и предприятий, который должен был состояться 1 апреля. Это решение было одобрено правительством на следующий день[1008]. Этот бойкот совсем не был скорым, спонтанным ответом на «пропаганду о жестокости» за границей, его долго обсуждали в нацистских кругах, особенно те, кто был враждебнее всех настроен к «еврейскому» большому бизнесу типа универсальных магазинов и финансовых домов. Не в первый и не в последний раз лидеры нацистов предположили единство интересов, даже заговорщическую связь между евреями в Европе и Америке, которой просто не существовало. Евреям было необходимо показать, писал Геббельс в опубликованной версии своего дневника, «что мы не остановимся ни перед чем»[1009].

Ложность таких убеждений была продемонстрирована, когда Центральная ассоциация немецких граждан еврейской веры направила телеграмму в Американский еврейский комитет в Нью-Йорке с просьбой прекратить «представлять сообщения, враждебные Германии», на которое был получен резкий отказ, несмотря на разные мнения в американском еврейском сообществе. За митингами протеста в ряде американских городов 27 марта последовала кампания бойкотирования немецких товаров, которая с каждым месяцем приобретала все больше сторонников после 1 апреля[1010]. Это только укрепило Геббельса в мысли, что бойкот следовало провести «с максимальной жесткостью». «Если иностранная клевета прекратится, то он будет остановлен, — добавил он, — в противном случае начнется война насмерть. Теперь немецкие евреи должны повлиять на своих товарищей по расе в мире, чтобы они остановились». Когда Геббельс ехал по Берлину 1 апреля, чтобы лично проверить, как ведется бойкот, он заявил, что более чем удовлетворен процессом: «Все еврейские магазины закрыты. У входов стоят караулы CA. Общественность заявила о своей солидарности. Поддерживается образцовая дисциплина. Впечатляющее зрелище!» Зрелище приобрело еще более драматический оттенок в результате массовой демонстрации «150 000 берлинских рабочих», выступивших днем против «иностранной клеветы», и последующего марша 100 000 членов гитлерюгенда вечером. «Это, — говорил Геббельс с удовлетворением, — неописуемое настроение кипящего гнева… Этот бойкот стал великой моральной победой для Германии». Он действительно настолько удался, что уже на следующий день Геббельс мог с триумфом писать: «Зарубежные страны постепенно приходят в чувство» [1011].