Читать книгу "Честь - Никому! Том 3. Вершины и пропасти - Елена Семенова"

Но что понимали в этой борьбе там, в гибнущей под красным игом России? За что воевали те, что стояли по другую сторону фронта? Это всё время пытался понять Врангель, не раз разговаривая с пленными. Совсем недавно, объезжая фронт, Пётр Николаевич встретил партию пленных красноармейцев. Обычные русские люди, такие же усталые, пропитанные грязью и обношенные, как собственные солдаты. Приказал остановить автомобиль, подошёл к ним, спросил, вложив в голос участие:

– За что вы воюете? За что?!

Молчали угрюмо, не поднимая понурых голов.

– Не робейте, подходите ближе… Скажите мне вы, русские люди, за что вы воюете?

И снова тишина в ответ.

Пётр Николаевич подошёл к одному из пленных, ещё совсем молодому парню:

– Вас гонят сражаться коммунисты? Ты коммунист? – вглядывался в лицо его, ища ответа.

– Нет… – обронил парень, поникнув головой.

– Ты – крестьянин?

– Да…

– Так знайте, что мы идём за веру православную и за то, чтобы каждый крестьянин мог спокойно работать на своей земле, чтобы безбедно жил и работал каждый рабочий и чтобы каждый русский человек жил спокойно и счастливо.

Ожили люди, в глазах огонёк мелькнул. Уже не смотрели в землю, потупившись, а слушали, прямо смотрели на стоявшего перед ними генерала.

– Не обижали у нас?

– Нет…

– Я знаю русский народ, и злобы у меня нет на вас… Идите отдохните, и пойдём вместе с нами освобождать русскую землю и бить коммунистов. Пойдём?!

– Пойдём! – решительно грянули в ответ.

И даже «ура» раздалось. Вот они, коммунисты… Смотрел им, уходящим, вслед с волнением. Вот, поговоришь с ними запросто, по душам – свои, русские. А сколько таких в Красной армии! И как достучаться до них? Один способ: выиграть время, чтобы слава пошла: что в Крыму можно жить. Что в Крыму вдосталь хлеба, когда по всей Совдепии голод стоит, что в Крыму нет ЧК, а есть свобода и право. Когда пойдёт такая слава, то и сами потянутся. Тогда можно будет двигаться вперёд… Не так, как шли при Деникине, а медленно, закрепляя за собой захваченное. Отнятые у большевиков губернии будут источником силы, а не слабости, как было раньше. Втягивать их надо в борьбу по существу, чтобы они тоже боролись, чтобы им было за что бороться. Тогда, каких чудес в жизни не бывает, может, и до Москвы дойти удастся! А там выберет себе русский народ хозяина, и начнётся возрождение России.

Огромная работа была проделана за четыре месяца. Ещё недавно, прижатая к морю, на последнем клочке родной земли умирала армия. Русский народ отверг её. В ней видел он не освободителей, а насильников. Европа отвернулась, готовая видеть во власти захватчиков России власть, представляющую русский народ. Казалось, конец неизбежен. Теперь войска победоносно шли вперёд. Воскресшие духом, очистившись в страданиях, русские полки идут, неся с собой порядок и законность. Новая власть пользуется доверием народа. Её лицо для него открыто. Но как ничтожен маленький клочок свободной от красного ига русской земли по сравнению с необъятными пространствами залитой красной нечистью России. Как бедна Русская армия по сравнению с теми, кто ограбил несметные богатства России. Какое неравенство пространства, сил и средств обеих сторон. Редеют ежедневно ряды, раненые заполняют тыл. Лучшие и опытные офицеры выбывают из строя, их заменить некем. Изнашивается оружие, иссякают огнеприпасы, приходят в негодность технические средства борьбы. Без них армия бессильна. Приобрести всё это нет средств. Экономическое положение становится всё более тяжёлым. Хватит ли сил дождаться помощи, придёт ли эта помощь, и не потребуют ли за неё те, кто её даст, слишком дорогую плату? На бескорыстную помощь рассчитывать нельзя, ибо в политике Европы тщетно было бы искать высшие моральные побуждения. Этой политикой руководит исключительно нажива. Европа обещала помощь, но тайком вела бесстыдную торговлю с красными. Об этом было известно доподлинно. Что порукой тому, что «союзники» не оставят в решительную минуту Русскую армию? Успеет ли белый анклав достаточно крепнуть дотоле, чтобы собственными силами продолжать борьбу?

Погасло солнце, над Севастополем воцарилась тёплая южная ночь, освещённая звёздами и огнями города. Пётр Николаевич задумчиво смотрел вдаль, размышляя о том, что сделано уже, и что ещё предстоит. Будущее казалось ему не менее тёмным, чем эта ночь, и не хотелось вглядываться в него. Судьба не давала выбора, и нужно было продолжать борьбу, пока остались силы. И даст Бог, настанет время, когда Русская армия, сильная духом своих офицеров и солдат, возрастая, как снежный ком, покатится по родной земле, освобождая её от извергов, не знающих Бога и Отечества, и будущая Россия будет создана армией и флотом, одухотворёнными одной мыслью: «Родина – это всё».

Глава 26. Родя Марлинский

Конец сентября 1920 года. На Днепре

Костёр развели быстро, весёлое пламя заплясало во мраке, разбрасывая искры и потрескивая. Печёная картошка «в мундире» обжигала пальцы и губы. Но дождаться, покуда она остынет, не было сил. Фома Барабаш вынул из своего всегда туго набитого вещмешка шматок белого, ароматного сала, и, со смаком втянув широкими ноздрями обещающий голодным солдатам разговины запах, аккуратно разрезал сало на три части: себе и двум товарищам.

– Фомка, а, Фомка, а чем ещё богат твой самобраный мешок? – белозубо осклабился в темноте Стёпка Коваль, отправляя в рот целую картофелину. – Кажи, чего ещё есть!

– Есть-то есть, да не про твою честь, – отозвался Фома с достоинством, завязывая мешок.

– И почему тебя так хозяйки любят? Вечно, куда ни пойдёшь, что на колядки! И колбаски кинут, и яичек, и сальца, и галушек… Не жизнь коту, а масленица! Хоть бы мне когда чего кроме сухарей кинули!

– Ты, Стёпчик, худ, как смерть, и хозяйки не могут заподозрить, что в тебя столько всего может влезть. И, вообще, не вызываешь ты у них доверия!

– А ты вызываешь?

– Выходит, вызываю, – весело откликнулся Фома, дородный, круглолицый парень, действительно, чем-то похожий на домашнего, сытого кота.

– А Родька почему не вызывает?

– А антиллигенция у народа вообще доверия не вызывает! – Барабаш прищурился. – А такие, как Родька, особенно!

– Это почему? – нахмурился Родион, отрываясь от своих мыслей.

– А потому, вольноопределяющийся Марлинский, что встрескался ты, понимаешь, и нюни распустил. Ну тебя!

– Вольноопределяющийся Барабаш, выражения выбирай. А то ведь и по шее можно.

– Это ты-то мне по шее? Да я ж тебя зараз одной левой! – загорячился Фома.

– Всё, всё! – Коваль поднял руки. – Ещё подеритесь, черти драповые! Командира накличете – он вас обоих одной левой… Чего ты, Фомка, пристал к человеку? Он же тебя не трогает.

– Ладно, – махнул рукой Барабаш. – Пущай сохнет, коль охота. Да ведь просто за друга обидно! Чтобы я когда-нибудь из-за девки… – он округлил небольшие глаза и развёл руками.