Читать книгу "Жестяной барабан - Гюнтер Грасс"

Так что же он держал? Что было для него настолько важно и настолько заслуживало показа?

Я уже запустил руку между теплыми челюстями, я сразу взял это в руки, сразу понял, что именно я взял, но сделал вид, будто подыскиваю слово, способное определить находку, которую Люкс принес мне с ржаного поля.

Существуют такие части человеческого тела, которые, будучи отделены, отторгнуты от центра, поддаются более точному и легкому рассмотрению. Это был палец. Женский палец. Безымянный палец. Женский безымянный палец. Женский безымянный палец с изысканным кольцом. Между пястной костью и первым суставом пальца, сантиметра на два ниже кольца, палец дал себя отделить. От сухожилия разгибающей мышцы сохранился опрятный и четко угадываемый сегмент.

Это был красивый, это был подвижный палец. Камень кольца, который удерживало шесть золотых лапок, я назвал сразу и, как выяснилось впоследствии, вполне точно аквамарином. Само же кольцо в одном месте оказалось настолько тонким, изношенным почти до разлома, что я определил его как фамильную драгоценность. Хотя грязь или, верней, земля прочертила полоску под ногтем, словно этому пальцу пришлось царапать или копать землю, ложе ногтя и форма его создавали впечатление ухоженности. В остальном палец, после того как я вынул его из теплой пасти, казался холодным, а присущая ему желтоватая бледность оправдывала этот холод.

Уже много месяцев Оскар носил в нагрудном кармашке пиджака треугольничком выглядывающий из него платочек. Вот этот шелковый лоскут он и достал из кармашка, расстелил, уложил на него безымянный палец, определил походя, что вплоть до третьего сустава внутреннюю сторону пальца прочерчивали линии, свидетельствовавшие о прилежности, целеустремленности и честолюбивом упрямстве.

Упрятав палец в платочек, я поднялся с кабельной катушки, потрепал Люкса по шее, держа в правой руке платочек и палец в платочке, собрался в путь-дорогу, хотел двинуться на Герресхайм, к дому, имел различные замыслы относительно своей находки, успел даже подойти к забору ближайшего садового участка — но тут ко мне воззвал Витлар, который лежал в развилке ветвей яблони и с этой позиции все время наблюдал за мной и за собакой, доставившей поноску.

Последний трамвай, или обожествление банки для консервирования

Взять хотя бы его голос: высокомерная, напыщенная гнусавость. Итак, он лежал в развилке яблони, и он сказал:

Хорошая у вас собака, господин мой. Я, в ответ, с некоторой долей растерянности:

— А что вы делаете на яблоне? Он начал охорашиваться у себя на развилке, жеманно распрямил длинный торс.

Это всего лишь яблочки, всего лишь китайка. Ради Бога, ничего не бойтесь. Пришлось его одернуть:

Какое мне, собственно, дело до вашей китайки? И чего я должен бояться?

— Ну, знаете ли, — начал он по-змеиному шевелить языком, — вы вполне можете считать меня райским змием, ибо китайка существовала уже тогда.

Я, разъяренно:

— Аллегорическая болтовня. Он, с немыслимой хитростью:

— Вы полагаете, что одни лишь десертные фрукты достойны греха?

Я уже хотел уйти, ибо в ту минуту мне ничто не казалось более невыносимым, чем дискуссия о фруктах, произраставших в раю, но тут он отбросил околичности, проворно соскочил со своей развилки, возвысился перед забором, длинный и разболтанный.

— А что это такое принесла ваша собака со ржаного поля?

Ну почему я ответил:

— Камень она принесла. Разговор превращался в допрос.

— И вы прячете камень в карман?

— Я вообще люблю носить камни в кармане.

— А мне то, что принесла ваша собака, скорее напоминало палочку.

— Я продолжаю утверждать, что это был камень, пусть даже это десять раз было или могло быть палочкой.

— Короче, все-таки палочка?

А мне без разницы, палочка или камень, китайка или десертные яблоки…

— Причем палочка подвижная?

— Собаку тянет домой, я пошел.

— Палочка телесного цвета?

— Занялись бы вы лучше своими яблоками. Пойдем, Люкс.

— Палочка телесного цвета, подвижная и с кольцом?

— Чего вам от меня надо? Я обычный прохожий, который для прогулки взял напрокат собаку.

— Понимаете, я тоже кое-что хотел бы взять напрокат. Нельзя ли мне надеть на мизинец, хотя бы на секундочку, то премиленькое колечко, которое сверкало на вашей палочке, превращая ее в палец? Мое имя Витлар, Готфрид фон Витлар, последний в нашем роду.

Так я познакомился с Витларом, в тот же самый день подружился с ним, до сих пор считаю его своим другом, а потому не далее как несколько дней назад, когда он пришел меня навестить, сказал ему:

— Я от души рад, дорогой Готфрид, что именно ты, мой друг, донес на меня в полицию, а не какой-нибудь первый встречный.

Если существуют на свете ангелы, то Витлар один из них: длинный вертопрах, живой, складной, которого скорей можно представить себе обнимающим самый бесплодный из всех уличных фонарей, нежели теплую, льнущую к нему девушку.

Витлара углядишь не вдруг. Являя каждый раз лишь одну из своих ипостасей, он может, в зависимости от обстановки, обернуться ниткой, огородным чучелом, вешалкой для пальто, лежащей на земле развилиной. Вот почему я его и не приметил, когда сидел на кабельной катушке, а он лежал на яблоне. Ведь и собака не залаяла, ибо собака не может ни учуять ангела, ни увидеть, ни облаять.

— Будь так любезен, попросил я его позавчера, — пришли мне копию того доноса, который ты сделал три года назад и с которого начался мой процесс.

И вот передо мной лежит копия его доноса, и я предоставляю слово ему, тому, кто действовал против меня в суде:

«Я, Готфрид фон Витлар, лежал в упомянутый день на развилке яблони, которая растет на садовом участке у моей матери и приносит каждый год ровно столько яблок, сколько могут вместить в виде яблочного повидла семь наших банок для консервирования. Итак, я лежал на развилке, следовательно лежал на боку, разместив левую тазовую кость в самой глубокой, слегка поросшей мхом точке развилки. Ступни мои указывали пальцами в направлении Герресхайма. Глядел же я — куда я, впрочем, глядел? — глядел же я прямо перед собой и надеялся, что в поле моего зрения что-нибудь произойдет.

И тут в поле моего зрения вступил обвиняемый, который на сегодня является моим другом. Его сопровождала собака, она бегала вокруг него и вообще вела себя так, как положено собакам, а звали ее, о чем мне впоследствии сообщил обвиняемый, Люксом, порода ротвейлер, его можно брать напрокат в прокатном бюро, что неподалеку от церкви Св. Роха.

Обвиняемый сел на ту пустую катушку, которая с самого конца войны лежала перед садовым участком моей матушки Алисы фон Витлар. Высокому суду известно, что рост обвиняемого можно определить как малый и дефективный. Это сразу бросилось мне в глаза. Еще более необычным показалось мне поведение маленького, хорошо одетого господина. Он барабанил двумя сухими ветками по ржавой кабельной катушке, она же барабан. Если, однако, принять во внимание, что обвиняемый по профессии и есть барабанщик и, как выяснилось впоследствии, предается своему занятию, где бы ни оказался, и что кабельный барабан недаром же его так называют подстрекнул бы даже самого неумелого человека поработать палочками, надо будет признать следующее: обвиняемый Оскар Мацерат сидел в предгрозовой летний день на том кабельном барабане, который лежал перед садовым участком госпожи Алисы фон Витлар, и издавал с помощью двух сухих веток разной величины ритмически организованные звуки.