Читать книгу "Ничья земля. Книга 1 - Ян Валетов"

– Да, – согласился Михаил. – И с таким коленом, как у меня, и с такими яйцами, как у тебя, особо не побегаешь!

– Умка. – Сергеев не поверил своим глазам: Кручинин, обессиленный, умирающий от лихорадки, пахнущий гангреной и смертью, улыбался, растянув запекшиеся губы. – Слышишь, Умка, а они нас бздят даже таких! Они б за нами и армию отправили, если б надо было!

– За секретом своим, Саша, за секретом они бы и армию отправили. На нас им плевать.

Он снова вспомнил торжествующий взгляд Рауля в гостиничном номере, полный саквояж наличных – кто-то из ребят говорил, что в такой чемодан помещаются три с половиной миллиона, простреленную голову Нуньеса, гнилозубую улыбку Чичо, держащего в руках ржавые «крокодилы», Кручинина, с хрустом и чавканьем вгрызающегося к нему в горло, и горящую машину на лесной дороге…

– Никогда не думал, что умру на таком шикарном пляже, – сказал Кручинин, прижимая к груди ложе карабина. – Я знал, что не в постели помру, мало кто из наших до такого дожил… Но чтобы на курорте! И в мечтах не было.

Он вздохнул с нехорошим посвистом, и капля пота скатилась по носу, чтобы зависнуть на верхней губе.

– Я в детстве и на море почти не был.

– А я был. – Сергеев тоже отхлебнул из фляги. – Почти каждый год был. Мои только последние лет пять постоянно мотались по заграницам и, как отпуск, так брали и меня на море. Отец Сочи любил. А мама – Крым.

– А я своих не помню.

– Детдом? – спросил Михаил.

Кручинин кивнул.

– Ага. Только специальный. Там не просто дети были, а… В общем… Мне награды родителей отдали, когда я спецшколу закончил. Матери – орден Красного Знамени, а у отца – Звезда Героя.

– А?.. – попытался спросить Сергеев, но Сашка только покачал головой:

– Не знаю, за что. Засекречено все на пятьдесят лет. Наверное, и не узнаю теперь.

С моря донесся отдаленный гул, низкий и мощный. Он был почти не слышен за свистом ветра в кроне пальм и шумом набегающих на берег волн.

– Ну, вот! – сказал Кручинин просто. – Пора умирать, Умка!

Сергеев оскалился и пересчитал патроны. Восемнадцать для СКС и две полных обоймы для АК. Две гранаты – наши родные «феньки». Плюс ТТ. Не густо. Интересно, а на катере есть пулемет?

Судно появилось не со стороны Гаваны, а из-за мыса справа от них, вгрызающегося далеко в море. Как ни странно, шум моторов затих, хотя ветер дул с моря, зато стало видно небольшую, на первый взгляд, черточку прыгавшую по волнам.

И тут же над деревьями, вспоров голубизну неба дымной чертой, вспорхнула красная ракета. Спустя секунду в воздух взмыла еще одна.

Сергеев несколько раз выстрелил в джунгли со злости, не пытаясь ни в кого попасть. Оттуда даже не стали стрелять в ответ.

Катер уже резал волну поперек, несся к берегу на сумасшедшей скорости, взлетая над водой и снова рушась вниз, оставляя за собой пенный след – в воздухе за ним висело хорошо видимое облако мелкой водяной пыли.

Сергеев был готов зубами заскрежетать от бессилия. На безупречной песчаной полосе они были, словно мухи, прилипшие к клейкой ленте. Деваться было решительно некуда. И он с Кручинным, и те, кто ждал в зелени прибрежного леса, это знали. Перед его глазами, выставив вперед боевую клешню, проковылял крупный песчаный краб, перевалил через песчаные холмики, оставленные пулями, и скрылся за сухим пальмовым листом.

Катер шел ходко, вырастал на глазах, и жить им оставалось ровно столько, сколько понадобится шкиперу, чтобы развернуться к пляжу бортом, а стрелкам поймать их в прицельную рамку кормового пулемета.

– Прикрой меня, – приказал Сергеев и, развернувшись, ужом переполз на несколько метров – здесь небольшой песчаный холмик закрывал его от стрелков из леса, а сам он мог вести огонь по побережью.

Судно было уже метрах в двухстах от берега и продолжало идти полным ходом, но шкипер, наверно предполагающий, что за «комитет по встрече» может его ожидать, менял галсы, бросая лодку из стороны в сторону. Будь у Михаила не две обоймы, а больше, этот маневр помог бы хитрому мариману, как мертвому припарка, но человек предполагает, а Бог располагает, и Сергеев мог только следить, как приближается к берегу их смерть, ловя целиком длинный, веретенообразный силуэт.

Правда, бросалось в глаза некоторое несоответствие – больно хорош для этих мест был приближающийся катер. На глаз было трудно оценить его длину, но все же она составляла не менее десяти метров. Просторный кокпит был закрыт достаточно высоким, округлым ветровым стеклом, и, Сергеев готов был поклясться, что в тот момент, когда судно зарывалось носом в волну, становилась видна отделанная деревом носовая палуба. Михаил видел такие суденышки в портах Майами и Барселоны, оснащенные двумя двигателями сил по двести пятьдесят, с тиковыми панелями, холодильниками, телевизорами и прочими атрибутами красивой жизни в просторных каютах. Но здесь и сейчас такой катер просто не мог появиться, а уж тем более с такой миссией. Ему полагалось с шипением резать морскую гладь у берегов Киклад или гоняться наперегонки с ветром вблизи Ямайки. Но, для того чтобы это судно, стоимостью под двести тысяч баксов, оказалось здесь, у берегов давно и безвозвратно социалистической Кубы, нужна была машина времени.

Сто метров.

В уши уже бил рев лодочных моторов, слышны были удары волн в реданы. Сергеев лихорадочно соображал, что, собственно говоря, происходит, но автомат все же не опускал.

Второй катер появился со стороны Гаваны – он выскочил из-за восточной оконечности мыса, там, где море было отделено от болот узкой полоской леса. Его ход казался гораздо менее быстрым, но расстояние, которое ему нужно было пройти до пляжа, составляло едва ли треть расстояния, которое преодолел приблизившийся к ним вплотную скоростной красавец. Выглядел он более привычным для этих вод – неуклюжий, похожий на рыбацкий бот, с квадратной остекленной кабиной и открытым баком, на котором суетились несколько человек в зеленой одежде. Сергеев даже рассмотрел стоящий на турели крупнокалиберный пулемет.

Он опять перевел взгляд на веретенообразный катер, который был готов выскочить брюхом на песчаную полосу, и в этот момент шкипер положил судно на борт настолько резко, что лодка легла на борт, показав Сергееву киль, часть днища и бешено вращающийся в воздухе винт.

Вода взлетела в воздух, как снег из-под лыж тормозящего на полном ходу слаломиста. Звук моторов качнулся, словно в стереоколонках, шкипер врубил реверс, и катер сел на корму, как будто бы наездник на скаку осадил лошадь.

И в тот же момент, удерживая равновесие с ловкостью циркового канатоходца, на борту появился Мангуст – в бриджах и «гавайке» навыпуск и с неуклюжим ММ-1 в руках.

«Бред! – подумал Сергеев. – Горячечный бред. Я болен. У меня малярия».

Он впервые в жизни понял, что писатель, придумавший выражение «и челюсть у него отвалилась…», знал в своем деле толк.