Читать книгу "Возвращение Матарезе - Роберт Ладлэм"

– Все это прекрасно. Но все-таки почему ваш молодой помощник доставил пакет именно вам?

– Об этом следовало бы спросить его самого; к несчастью, это невозможно. Полагаю, пакет по ошибке положили в мой почтовый ящик в Белладжио, которым я пользуюсь, приезжая сюда из Рима.

– «Дельмонте» даже отдаленно не похоже на «Паравачини».

– В спешке нетрудно и ошибиться, особенно если юноша стремится услужить своему пожилому наставнику.

– Значит, он был священником?

– Нет, не был. Этот многообещающий молодой человек, к сожалению, не уделял должного внимания вере, посвятив себя служению закону…

– Ваше высокопреосвященство, – бесцеремонно оборвал кардинала Тогацци, – вы напрасно тратите свое красноречие, и новая ложь лишь усугубит ваши грехи. Я сделал фотографии, на которых последовательно засняты трое ваших курьеров, от того момента, как первый из них забрал посылку в почтовом отделении Милана, до того, как последний привез ее вам в Белладжио, не заезжая на почту. На последнем снимке ваш «молодой помощник» в белом воротничке священника сворачивает на дорогу, ведущую к поместью Паравачини.

– Дон Сильвио, вы меня просто поразили. Я понятия не имею обо всем этом, и все ответы погибли вместе с моим молодым помощником, которого убил этот сумасшедший американец.

– И ты, мой старинный друг, не трать напрасно красноречие, – сказал Тогацци, обращаясь к Брэндону. – У нас есть методы борьбы с подобным вопиющим ipocriti[107]. О каких переменах говорил ты?

– Для нас новости плохие, – ответил Скофилд, поднимая лежащие на коленях бумаги. – Наши враги решили ускорить события – за этим стоит он, Матарейзен… Вот, послушай. «В самое ближайшее время я объявлю новую дату, возможно, из другого места. Я не могу связаться с нашим человеком в Лондоне, и это меня очень тревожит. Не попался ли он в сети МИ-5? Если так, не сломается ли он? Его жена клянется, что ей ничего не известно; с другой стороны, она действительно никогда ничего не знала. Все это весьма тревожно. На следующих страницах вы найдете закодированные сообщения, которые надо будет передать в коротковолновом диапазоне в указанные сектора, подавая сигнал к действию. Сектора обозначены лишь в самых общих чертах; все подробности вам должна будет подсказать ваша память. Для расшифровки воспользуйтесь компьютерным доступом. Если я приму решение перебраться на новое место, возможностей у меня достаточно. Все мои базы оборудованы надлежащим образом, и меня там никто не найдет. Оставайтесь на месте. Час пробил. Мир переменится». Это все. Разумеется, подписи нет, но это писал Матарейзен. По иронии судьбы, лондонского связного, того самого, которого он никак не может разыскать, убил Гуидероне, его собственный человек, если не сказать больше. Должен сказать, я проделал отличную работу с этим Леонардом Фредериксом, вбив клин между двумя долбаными козлами… Надеюсь, священник, моя речь не оскорбит ваш слух; вы сами в каком-то смысле так же в точности поносите свою церковь.

– Я не только оскорблен, – ледяным тоном произнес кардинал, сохранивший остатки мужской красоты. – Я вне себя от ярости. Мало того, что я являюсь князем Святой церкви, служению которой посвятил всю свою жизнь. Пытаться связать меня с каким-то безумным всемирным экономическим заговором – это полный бред, и его святейшество, вне всякого сомнения, увидит истину. Ваше вздорное обвинение – лишь еще одна нападка на католическую церковь, от которых нам приходится постоянно страдать.

– Ого, милейший мой кардинал, вот вы и выдали себя. Разве я хоть словом обмолвился о всемирном экономическом заговоре?

Широко раскрыв глаза, Паравачини резко повернулся к Брэндону. Он понял, что сам загнал себя в ловушку.

– Мне больше нечего вам сказать.

– В таком случае, мне придется уродовать ваше лицо до тех пор, пока вы не соизволите заговорить. – Положив бумаги и конверт на палубу, Скофилд поднялся с кресла и с угрожающим видом двинулся на князя церкви.

– Мой старый друг, тебе не нужно покрывать ссадинами свои хрупкие руки, – вмешался Тогацци, отходя от ограждения. – Я отдал фотоаппарат одному из своих людей. Для полноты картины. Не сомневаюсь, он сфотографирует труп на лужайке, и вместе с остальными снимками это позволит восстановить полную картину. Доказательства будут неопровержимыми. У меня есть друзья в римской курии. Этот изменник, предавший веру, станет позором церкви, изгоем в своем кругу.

Внезапно, без предупреждения, кардинал Паравачини вскочил с кресла и вырвал пистолет из старческой руки Тогацци. Не успел Скофилд опомниться, как священник приставил дуло себе к виску и выстрелил, разбив череп на тысячу осколков.

– Morte primo di dishonore, – заметил дон Сильвио, глядя на обезображенный труп. – Надеюсь, ты знаешь эту итальянскую пословицу, восходящую к шестнадцатому веку.

– «Смерть лучше бесчестья», – тихо промолвил Брэндон. – Убогие татуировки опошлили эти слова, но они не потеряли своего значения. У кардинала были власть, богатство и огромное влияние, как в церкви, так и за ее пределами. Лишенный всего этого, он стал бы ничем.

– Rispetto, – добавил Тогацци. – Он пользовался уважением, а без уважения он потерял бы свое достоинство. А в Италии мужчина, особенно священник, должен любой ценой беречь свое достоинство.

– На этом в истории итальянского отделения Матарезе можно поставить точку. Нам следует переправить эти материалы нашим компьютерным чародеям в Амстердам. Быть может, им удастся что-нибудь вытащить. Пока что это все, чем мы располагаем.

Вдруг на борту яхты зазвонил телефон, и оба старика вздрогнули от неожиданности. Пять звонков разорвали тишину, прежде чем Брэндон отыскал аппарат.

– Buon giorno[108], – сказал он, готовый передать трубку Тогацци, если звонящий будет говорить по-итальянски слишком быстро.

Однако женский голос отчетливо произнес по-английски, хотя и с акцентом:

– Вы пролили кровь Паравачини, достойнейшего человека. Вы за это дорого заплатите.

В особняке, в библиотеке у окна горничная повесила трубку и положила бинокль на столик. Затем собрала обрывки скотча и веревок, окинула взглядом библиотеку и, выходя, аккуратно прикрыла за собой дверь. По щекам женщины текли слезы; ее возлюбленного больше нет в живых, и ее жизнь никогда уже не будет такой, как прежде.

Глава 34

– Вам троим нужно возвращаться в Лондон, – сказал Фрэнк Шилдс Прайсу, который находился в Филадельфии. – Немедленно.

– Что насчет Вальберга?

– Мы обо всем позаботимся. Наши люди уже были у него дома. Они забрали труп и уничтожили все следы самоубийства. В средства массовой информации ничего не попадет; для всего мира Бенджамин Вальберг просто бесследно исчезнет.

– Он жил один?